Читать книгу "Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони"

— А почему не женщиной? — тут же возразила барону сестра. — Я, к сожалению, знаю многих представительниц прекрасного пола, способных на подобную низость.

— Согласен, я тоже с такими знаком, но был бы сильно удивлен... Письмо слишком жестко, чувствуется мужская рука. Остается только узнать, чья именно.

— Я не знаю ни одного мужчины, который получил бы от меня право обращаться ко мне на «ты», если только речь не идет о моих соотечественниках. Но с тех пор, как посол Джованетти уехал, у меня не осталось знакомых флорентийцев. Из тех, кто составляет свиту королевы Марии де Медичи, я не знакома ни с одним... Но этот человек, он...

— Что «этот человек»? Объясните.

— Кинжал в письме нарисован так точно, что нет сомнения: автор письма держал его перед глазами. Мне ли не знать этот кинжал, я сама привезла его во Францию.

— Неужели? А для чего?

— Великий герцог Фердинандо отдал мне его после гибели моего жениха, Витторио Строцци. Я надеялась, что, обретя этот кинжал, тень Витторио будет защищать меня. Кинжал исчез в тот самый день, когда мадам дю Тийе приехала за мной в посольский дом. Я могла бы сказать, что она не увезла меня, а похитила, с такой поспешностью она выполняла приказ королевы доставить меня в Лувр. Я увидела кинжал снова только вечером, после венчания, в руках господина де Сарранса: кто-то пытался убить его, но кончик кинжала сломался о кольчугу, которую господин де Сарранс не снимал после... нашей помолвки. Что было потом, вы знаете. Но думаю, именно этим кинжалом было совершено убийство после того, как я убежала из особняка де Сарранса. Оружие оказалось в руках некоего Бертини, предполагаемого убийцы, который отдал его починить оружейнику с улицы... кажется, Руа-де-Сисиль. Все это разузнал Грациан, слуга Тома. Но когда господин прево отдал приказ арестовать Бертини, стражники нашли его зарезанным вместе с любовницей. А кинжал исчез, и я предполагаю...

— ...что он оказался в коллекции вашего преследователя, который решил воспользоваться им, чтобы избавиться от Тома! Логично!

— Именно поэтому я и должна вас покинуть как можно скорее! Я так всех вас люблю и не могу позволить, чтобы над вами тяготела страшная угроза!

Кларисса уже открыла рот, чтобы возразить, но барон опередил ее.

— Дорогое дитя, наш замок, несмотря на лепнину времен Ренессанса, смягчившую его изначальную суровость, по-прежнему остался крепостью, и в один миг его можно превратить в надежное военное укрепление. К тому же все, кто в нем служат, и мы сами, я в этом уверен, не дрогнем, если нам придется защищать его. Помогут нам и все окрестные жители, они не раз укрывались за этими стенами, когда возникала такая необходимость. Что до Тома... Думаю, легко догадаться о его чувствах в отношении этого письма...

Дверь в спальню оставалась приоткрытой, и с лестницы отчетливо слышался торопливый топот сапог. Не прошло и минуты, как их обладатель появился на пороге.

— Ах, вот вы где! Что это за письмо, о котором мне сообщил Шовен? Лоренца! Какое зло вам еще посмели причинить?

Молодой человек, не заботясь о том, что оттесняет своего отца, опустился на колени перед кроватью и взял слабую руку Лоренцы.

— Боже мой! Как вы бледны, сердце мое! Между ним и девушкой опустилось письмо.

— И не без причины, — посетовала графиня де Роянкур. — Прочти письмо и скажи, что ты об этом думаешь. Кстати, Лоренца собирается нас покинуть.

Глаза молодого человека мгновенно пробежали по письму.

Взор его гневно вспыхнул, а рука крепче сжала руку невесты.

— Никогда! — твердо сказал он. — Никогда я не позволю вам уехать отсюда. Что же касается подлого ничтожества, которое смеет вас преследовать и воображать, будто вправе вам навязывать свою волю, я сумею выманить его из засады! И, поверьте, выбью из него охоту досаждать вам, отправив прямиком в ад!

— Король запретил дуэли, — прошептала Лоренца. Тома расхохотался.

— Эту он мне простит! Как прощает, впрочем, и остальным. Не проходит ночи и даже дня, как в разных уголках Парижа скрещиваются и весело звенят шпаги. Всем известно, что Его Величеству, нашему дорогому беарнцу, есть чем заняться, кроме дуэлей. Правда, вполне может случиться, что я не захочу марать свой клинок кровью этого подлеца. Не слишком себя утруждая, я помогу сэкономить веревку палачу, — и молодой человек сделал выразительный жест белой с тонкими сильными пальцами рукой.

— Если предпочитаешь марать руки, то какая разница, что послужит тебе орудием... впрочем, это твое дело, — проворчал барон. — Большой разницы я не вижу. Добрая пуля и удар кинжалом в грудь тоже прекрасно справятся с негодяем.

— Не говорите пустого, батюшка! Я же не разбойник, и вы тоже.

— Но ты рыцарь, так ведь? И иногда мне кажется, что ты куда старше меня! Но мне пришла в голову неплохая мысль. Пойдем-ка побеседуем где-нибудь в тихом уголке, а вы, Кларисса, тем временем позаботьтесь о том, чтобы наша нареченная встала на ноги. Завтра она вступает в законный брак, и ни о чем другом ей думать не положено!

Найти тихий уголок в замке, где готовились к свадьбе, оказалось непросто. Если уж в любимой бароном библиотеке репетировали музыканты, то что говорить о других покоях? Тихого уголка найти было невозможно, всюду кипела работа, всюду сновали и переговаривались слуги.

— Пойдемте в оранжерею, — предложил Тома. — Если только оттуда уже вынесли все горшки с цветами и кадки с деревьями, которые должны украсить дом.

— Тогда, может быть, пройдемся по саду?

— Сегодня утром слишком морозно. Красиво, конечно, когда иней блестит на солнышке, но мой ревматизм с холодом не в ладу.

— Боже мой! У вас ревматизм? И с каких же пор?

— М-мм, совсем с недавних! Пойдемте! Прогуляемся по саду. Я-то думал посидеть в часовне, но слышу, что там певчие, и у них никак не получается петь в лад!

Инею и холоду удивляться не приходилось, как-никак начинался декабрь. Учения в полку не позволили Тома освободиться раньше. Но он и не старался от них избавиться. С присущим ему тактом он обуздывал свое нетерпение, желая предоставить Лоренце время для размышлений. Поведение племянника привело Клариссу в недоумение, но Тома объяснил ей, что Лоренцу дважды торопили со свадьбой, не давая времени опомниться, а он хочет, чтобы она, не торопясь, освоилась с грядущей переменой. За свою деликатность он был награжден от растроганной тетушки поцелуем в лоб.

Между тем барон, завернувшись в теплую шубу, вышел в сад, и они с сыном двинулись по посыпанной песком дорожке вдоль пруда. Барон шел, опираясь на трость, неспешным размеренным шагом и молча, нахмурив брови, наблюдал за утиным семейством, которое, похоже, ничуть не смущалось наступивших холодов и спокойно плавало в еще не застывшей водной глади.

— Так о чем вы хотели поговорить со мной, отец?

— О проклятом письме, черт побери! Как ты думаешь, кто бы мог его написать?