Читать книгу "Мастер Мартин-Бочар и его подмастерья - Эрнст Теодор Амадей Гофман"

когда в жизни усердных горожан искусство и ремесло шли рука об руку. Поэтому позволь, любезный читатель, показать тебе одну из этих картин. Может быть, тебе доставит удовольствие взглянуть на нее, и ты даже весело улыбнешься; может быть, дом мастера Мартина станет для тебя родным, и ты рад будешь посидеть среди его чанов и жбанов. Что ж! Ведь это было бы как раз то самое, чего всей душой желал бы пишущий эти строки.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Как мастер Мартин был выбран цеховым старшиной и как благодарил за это Мартина

⠀⠀ ⠀⠀

Первого мая года тысяча пятьсот восьмидесятого, согласно давним обычаям и правилам, происходило торжественное собрание почтенного цеха бочаров, или бондарей, свободного имперского города Нюренберга. Незадолго до этого похоронили одного из цеховых старшин, и надо было выбрать нового. Выбор пал на мастера Мартина. В самом деле, едва ли кто мог сравниться с ним в искусстве делать прочные и красивые бочки, никто лучше не разумел винного дела, благодаря чему он и был поставщиком самых знатных господ и ни в чем не знал недостатка, даже, прямо, был богат. Вот почему, когда произошло избрание мастера Мартина, достойный ратсгерр[4] Якобус Паумгартнер, ремесленный старшина, сказал:

— Вы весьма хорошо сделали, друзья мои, избрав вашим старшиной мастера Мартина, ибо дело, доверенное ему, окажется в самых надежных руках. Все, кто знает мастера Мартина, высоко чтят его за его искусство хранить и холить благородное вино и за его великую опытность в этом деле. Его примерное усердие, его жизнь, добродетельная, несмотря на все богатство, которое он приобрел, всем вам да послужат примером. Так будем же, дорогой мой мастер Мартин, приветствовать вас как нашего достойного старшину.

С этими словами Паумгартнер поднялся и сделал несколько шагов, раскрыв объятия и ожидая, что мастер Мартин выступит к нему навстречу. Тот оперся обеими руками на ручки кресла и поднялся так медленно и грузно, как это только и было возможно при его дородстве, и столь же медленно приблизился к Паумгартнеру, распростершему ему свои нежные объятия, на которые еле-еле отозвался.

— Что же, — молвил Паумгартнер, несколько удивленный, — что же, мастер Мартин, или вам не по сердцу, что мы вас избрали нашим старшиной?..

Мастер Мартин откинул голову по своему обыкновению, положил руки на толстый живот и, вытянув нижнюю губу, широко раскрытыми глазами оглядел собрание. И обратился к Паумгартнеру с такою речью:

— Полно, дорогой, достойный мой господин Паумгартнер, как могло бы мне быть не по сердцу то, что мне подобает! Кто откажется взять плату за честный труд, кто с порога своего дома прогонит злого должника, который наконец принес деньги, давно уже взятые им взаймы? Ну что ж, милые люди (так обратился мастер Мартин к мастерам, сидящим вокруг него), что ж, милые люди, так наконец вам пришло в голову, что я должен быть старшиной нашего достославного цеха. Каким, по-вашему, должен быть старшина? Должен ли он быть самым искусным в своем ремесле? Подите-ка и поглядите на мою двухфудерную бочку — это лучшая моя работа — и скажите, может ли кто из вас похвалиться работой, которая сравнилась бы с ней прочностью и красотой отделки. Или вы хотите, чтоб у старшины были деньги и всякое добро? Приходите ко мне в дом, я открою лари и сундуки, и вы не нарадуетесь светлому блеску золота и серебра. Или старшине от всех должен быть почет — и от знатных людей и от малых? Спросите-ка почтенных господ, что сидят в нашей ратуше, спросите князей и рыцарей, живущих вокруг нашего славного города Нюренберга, спросите его преосвященство епископа Бамбергского, спросите, какого они мнения о мастере Мартине. Что ж! — я думаю, что вы ничего дурного не услышите!

При этих словах мастер Мартин с довольным видом похлопал себя по толстому животу, полузакрыв глаза, усмехнулся и среди тишины, которая лишь время от времени нарушалась подозрительным покашливанием, продолжал в таких выражениях:

— Но я вижу, но я знаю, ведь я должен покорно благодарить вас за то, что наконец-то на этих выборах господь просветил ваши умы. Что ж! — когда я получаю плату за свой труд, когда должник приносит мне деньги, взятые взаймы, я же ведь подписываю внизу счета или внизу расписки: с благодарностью получил, Томас Мартин, мастер-бочар! Так и вас всех поблагодарю я от всего сердца за то, что, избрав меня вашим старшиной, вы отдали мне давний долг. Впрочем, и я вам обещаю, что честно и справедливо буду исполнять свою обязанность. Всему цеху, каждому из вас, если надо будет, помогу я и делом и советом, не жалея своих сил. Уж я порадею о том, чтоб славное наше ремесло осталось в такой же чести, как и сейчас. Прошу вас, почтенный наш старшина, и всех вас, дорогие друзья и мастера, пожаловать в будущее воскресенье ко мне на веселый пир. За добрым стаканом гоххеймера, иоганнисбергера или другого благородного вина, какое только найдется в богатом моем погребе и какого вам захочется отведать, мы весело потолкуем о том, что теперь полезнее всего будет сделать для нашего общего блага! Так добро пожаловать!

Лица почтенных мастеров, заметно нахмурившиеся во время надменной речи мастера Мартина, теперь прояснились, и глухое молчание сменилось оживленной болтовней, причем немало было толков о высоких заслугах господина Мартина и его превосходном погребе. Все обещали притти в воскресенье и протягивали руки новоизбранному старшине, он же с чувством пожимал их, а некоторых мастеров слегка еще и прижимал к своему животу, как если бы собирался их обнять. Расстались веселые и довольные.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

О том, что далее происходило в доме мастера

⠀⠀ ⠀⠀

Чтобы попасть к своему жилищу, ратсгерр Якобус Паумгартнер должен был пройти мимо дома мастера Мартина. Когда оба они, Паумгартнер и Мартин, поравнялись с дверью этого дома и Паумгартнер собирался итти дальше, мастер Мартин снял свою шапочку и, почтительно отвесив поклон, такой низкий, какой только мог отвесить, молвил ратсгерру:

— Ах, только бы вы не погнушались зайти на часок в мой жалкий домишко, дорогой, достойный господин мой! Уж не откажите, порадуйте и утешьте меня вашими мудрыми речами.

— Что ж, любезный мастер Мартин, — улыбаясь, ответил Паумгартнер, — посидеть у вас я рад, только почему же свой дом вы называете жалким домишком? Я же знаю, что по убранству и драгоценной утвари с ним не сравнятся