Читать книгу "Небеса ликуют - Андрей Валентинов"

Гарсиласио де ла Ривера. Виттенберг, октябрь A.D. MDCXCVIII.

КНИГА ПЕРВАЯ,

рассказывающая о путешествии из Кастильских Индий, именуемых также Америкой или Новым Светом, в Соединенные Провинции, а также в Италию и о том, что происходило с автором сего повествования в городе Риме, известном также под именем Вечного города, которая может быть названа ОБЛАКО ЮЖНЫЙ КРЕСТ

Главы I-III Эпитома

В этих главах Адам де Гуаира весьма многословно рассказывает о своем путешествии на голландском корабле «Принц Морис» из порта Буэнос-Айрес в Амстердам, а также о переговорах, которые он вел в этом городе с представителями Ост-Индской компании Соединенных Провинций. Тут же приводятся пространные и совершенно излишние рассуждения о веществе «гаучо», называемом также каучуком, о строительстве плотин, способах борьбы с коррозией, а также о перспективах морской торговли и совершенствовании торговых путей из внутренней Бразилии к Атлантическому океану.

Из Амстердама автор направляется на португальском корабле «Тахо» в Остию, после чего прибывает в Рим. Следует долгое описание красот и достопримечательностей Вечного города, справедливо именуемого всеми друзьями истины Вертепом Блудницы Вавилонской и Пристанищем Антихриста.

Глава IV

О том, что довелось увидеть и услышать на Campo di Fiori, а также о школах Комедии дель Арте, неаполитанских винах и о пользе еретиков.

Илочечонк: Но отчего мне возвращаться к людям, отец мой, Я-Та? Я изучил их повадки и обычаи и скажу, что смело выбираю нашу вольную жизнь в Прохладном Лесу.

Я-Та: Ты человек!

Илочечонк: Нет! Я — ягуар и сын ягуара! Мне нечего делать среди людей! Я выбираю Прохладный Лес!

Я-Та: Да, ты выбрал, значит, ты — человек. Звери не умеют выбирать.

Действо об Илочечонке, явление третье

Костер уже догорел. Давно — полвека назад.

Костер догорел, и обугленный прах Великого Еретика без следа сгинул в желтоватой воде Тибра. Campo di Fiori — площадь Цветов.

Я не был здесь двадцать лет и в первый миг не узнал это место. Дома, старые, обшарпанные, занавешенные белыми штандартами мокрого белья, казалось, вросли в серую брусчатку, став ниже, и мне уже не приходилось задирать голову, чтобы рассмотреть растрескавшуюся лепнину карнизов и нелепые круглые башенки с осыпавшимися зубцами. И сама площадь скукожилась, теряя пространство, задыхаясь в сером каменном кольце.

Я посмотрел вверх, на окруженное красными черепичными крышами небо. Оно осталось прежним — блеклое, с бесформенными клочьями низких туч. Холодное февральское небо. Утром прошел дождь, но после полудня проглянуло солнце — тоже блеклое, больше похожее на луну в третьей четверти, решившую покинуть свой эпицикл и забрести на дневной небосвод. Теплее не стало — промозглый ветер был вездесущ, и даже мой плащ — новый и, если верить словам амстердамского проныры-лавочника, необыкновенно теплый — помогал мало.

Февраль. Италия. Илочечонк, сын ягуара, вернулся к людям.

* * *

Узкая улочка, название которой я забыл начисто, осталась позади. Неровный булыжник лег под ноги, и я оглянулся, все еще не веря. Двадцать лет! Тогда площадь казалась мне огромной и почему-то страшной. Глаза искали темное пятно давно отгоревшего костра, хотя я твердо знал, что искать здесь нечего, и разве что дряхлые старухи, выглядывавшие из-за некрашеных ставен, могли вспомнить тот далекий день, когда небо услыхало предсмертное молчание Джордано Ноланца.

Странно, никогда не любил этого еретика! Тут мое мнение полностью совпадало с приговором Святейшего Трибунала. Но все-таки что-то в этом страшном человеке, обрушившем Небо на Землю, было — недаром я запомнил рассказ падре Масселино, когда-то стоявшего в толпе, окружавшей костер. Запомнил — и попросил сводить меня на площадь. Странная просьба для новиция римского коллегиума, но старик почему-то не удивился. Тогда тоже был февраль, дул холодный ветер, и Campo di Fiori была пуста и огромна…

Меня толкнули, и я наконец-то очнулся. Вовремя — толпа окружала со всех сторон, и в первый миг я никак не мог сообразить, каким образом эти люди оказались тут и почему пуста площадь…

Я оглянулся — и все понял. Площадь, конечно, не была пустой. Плохо смотреть на небо — и под ноги тоже плохо. А еще хуже бродить по переулкам воспоминаний и пустым площадям прошлого. Хотя я почти что угадал — толпа, когда-то окружавшая помост, на котором умирал Ноланец, вновь собралась тут, на неровном булыжнике, и помост оказался тоже на месте — в самом центре. Такой же, как тогда, — деревянный, в пол моего роста. Нынешнего — тогда, в тот далекий зимний день, я едва достал бы до края подбородком.

Помост был на месте, но на нем никто не умирал. Никого не убивали — просто били палками. В полный размах, с присвистом, под гогот и хлопанье десятков ладоней.

Тот, кого били, застрял в окне и теперь пытался вырваться, размахивая ногами в тяжелых желтых башмаках. Каждая новая попытка припечатывалась очередным ударом сучковатой дубинки и одобрительными криками собравшихся. Экзекутор — в нелепом полосатом трико и пятнистой маске с длинным носом — то и дело оглядывался, словно ожидая одобрения.

— Bravo! Bravo! Новый крик подстегнул обоих — и носатого, и того, кого лупили. Ноги в нелепых желтых ботинках дернулись, да так, что задрожали стены…

…Фанерные, свежепокрашенные, ненастоящие — как и окно, как длинный нос экзекутора в маске. Полвека не прошли даром. Трагедия забылась, и теперь на том же месте такая же толпа собралась поглазеть на комедиантов.

И вновь вспомнилось. Падре Масселино рассказывал, что в Кастилии первые Акты Веры проводились при помощи постановщиков рождественских мистерий. Что ж, кемадеро — тоже театр! Те же зрители, актеры, постановщики. А тем, кто не хотел играть, помогали, чем могли. Как Джордано Ноланцу, которому, по слухам, зашили губы. Только суровые нитки могли заставить молчать Еретика…

Сосед — плечистый детина в крестьянской куртке мехом наружу — толкнул меня локтем и, дохнув луком, что-то проговорил, кивая на помост. Не думая, я кивнул в ответ, постаравшись улыбнуться. Кажется, я подзабыл итальянский. Немудрено! В Прохладном Лесу, где жил Илочечонк, говорят на ином языке.

А на сцене вновь кого-то лупили, и снова палкой — по-моему, той же самой. Длинноносый куда-то исчез, зато появилась девушка в малиновой блузке и красно-зеленой юбке — и тоже в маске, а рядом с ней ползал по неструганым доскам помоста некто в красном, в знакомой четырехугольной шляпе. Малиновое рядом с красным, два ярких пятна на фоне лилового занавеса…

— Bravo! Bravo!

Я не поверил своим глазам. Кажется, Комедия дель Арте, на представления которой довелось нежданно-негаданно попасть, тоже изменилась за эти годы. В детстве такое приходилось видеть не раз: Ковьелло, Пульчинелло, Скарамуччо, Тарталья, Леандро… Простак, Интриган, Забияка, Злодей, Красавчик. Веревочные лестницы, любовные записки, розыгрыши, драки. Ну и, конечно, Серветта с Коломбиной, на которых мы, желторотые новиции, дружно пялили глаза. Но никто из них не щеголял в красной мантии да еще и с большим наперсным крестом. Медным, само собой, но с явной претензией показаться золотым.