Читать книгу "Русское военное искусство Первой мировой - Алексей Владимирович Олейников"

применение. Н. П. Михневич отмечал, что она может быть следствием прорыва – когда прорвавшая фронт противника часть армии осуществляет захождение плечом и повторяет атаку, либо следствием охвата или обхода. В случае успеха фланговая стратегическая атака обещает наиболее крупные последствия, но в то же время требует надлежащей базы и тесной связи взаимодействующих войск.

Особое значение Н. П. Михневич придавал стратегическим резервам (сосредотачиваемым, в т. ч. посредством железнодорожных перевозок).

Генерал структурировал войну как совокупность кампаний и операций, преследующих достижение соответствующих целей, отмечая, что война состоит из одной или нескольких боевых кампаний, а кампания из одной или нескольких операций. Предвосхитил он и образование фронтов как самостоятельных групп армий. В Первой мировой войне именно русская армия первая среди воюющих противников образовала фронтовые объединения.

Другой видный русский военный теоретик предвоенной эпохи – генерал А. Г. Елчанинов, ординарный профессор Николаевской академии Генерального штаба по кафедре стратегии. Он являлся автором ряда работ по русской военной истории (прежде всего о деятельности А. В. Суворова и войне 1812 г.), а также о стратегии и тактике. Главный военно-теоретический труд А. Г. Елчанинова – «Ведение современных войн и боя»[2].

Сторонник самобытного развития русского военного искусства, А. Г. Елчанинов рассматривал стратегическое искусство как синтез истории и современности. Подготовка к войне должна быть комплексная, с полным напряжением и нравственных и материальных сил государства – к ней необходимо готовиться не только в военном смысле, но и с политико-хозяйственной точки зрения.

Говоря о формах стратегических действий, А. Г. Елчанинов указывал, что т. к. тактический прорыв в связи с резко возросшей огневой мощью войск (особенно артиллерийского огня) и плотностью все более эшелонируемых в глубину боевых порядков противника стал весьма затруднен, первостепенное значение приобретает стратегический прорыв. Как отмечал теоретик, чем меньше возможностей уничтожить противника обходами и охватами, тем важнее прорыв, а чем менее выполним прорыв, тем эффективнее, в свою очередь, должны быть обходы и охваты. Основной целью на войне должна оставаться угроза коммуникациям врага и их захват – венцом этих маневров является стратегическое, а в дальнейшем и тактическое окружение. Стратегические обходы, по справедливому замечанию А. Г. Елчанинова, требуют особого отношения к использованию фактора внезапности.

Другой видный русский и советский военный теоретик полковник Генерального штаба, ординарный профессор Николаевской академии Генерального штаба А. А. Незнамов[3] также считал, что в условиях начала XX века стратегический прорыв более труден и опасен, чем прежде.

Таким образом, у русской армии к началу Первой мировой войны имелась комплексная военно-теоретическая база, адаптирующая основы стратегического искусства к современным условиям. Исследуя все стороны этого искусства, русская военная наука призывала действовать активно, применяя стратегический маневр.

Подходить к оценке стратегического искусства русской армии следует с учетом того обстоятельства, что Первая мировая война была войной нового поколения.

Прежде всего, она являлась коалиционной войной.

В свете коалиционной стратегии действия противоборствующих сторон подчиняются несколько иным законам, и, казалось бы, бессмысленные боевые операции и безрезультатные кампании оказываются наиболее эффективными.

В коалиционной войне даже поражение одного из союзников зачастую вызывает победу другого – и тогда поражение может иметь большее значение, чем победа. Но союзники должны помнить друг о друге во время проведения боевых операций и руководствоваться прежде всего не узкоэгоистическими интересами собственного фронта, а пользой коалиции в целом.

Доктрина коалиционной войны сформулировала следующие принципы, на которых основывается любая коалиция, и при соблюдении которых возможна общая победа всего блока: 1) сила коалиции основывается на моральной дисциплине членов коалиции; 2) каждая входящая в состав коалиции нация обязана сражаться в рамках, установленных общим планом совместных действий – отдельные инициативные выступления запрещаются; 3) национальные интересы должны уступать общим интересам[4].

И в ходе развернувшейся войны германскому блоку не удалось громить своих противников поодиночке: как только врагу удавалось создать перевес на одном из фронтов и начать там наступление, следовало наступление их противника на другом ТВД. Германцы и их союзники так и не смогли добиться решающего успеха ни на Русском, ни на Французском фронтах (а длительная война вела к неминуемому поражению Германии) во многом благодаря усилиям русской армии.

Нахождение России в составе Антанты и необходимость подчинять свои стратегические интересы реалиям коалиционной войны наложили отпечаток на русское довоенное стратегическое планирование.

В соответствии с Франко-Русской военной конвенцией 1892 г. Россия должна была выдвинуть против Германии 800-тысячную армию, облегчив ситуацию для французской армии (численностью 1 млн. 300 тыс. человек). Конвенция предусматривала одновременность мобилизационных усилий и взаимопомощь союзников. Главным противником называлась Германия.

Союзники по Антанте – Коалиционная война. Плакат. Взято из: Нива, 1914.

Французский генеральный штаб стремился добиться от русской армии скорейшего и энергичного наступления именно на германском фронте. Причем союзники рассчитали время, необходимое для того, чтобы действия русской армии могли серьезно повлиять на события на Французском фронте. Так, было определено, что она может вступить в соприкосновение с германской армией на 14-й день боевых действий, полноценное наступление против Германии начнется на 23-й день, а воздействие русских войск отразится на Французском фронте примерно на 35-й день после начала мобилизации (когда русские войска достигнут рубежа Торн – Алленштейн).

На довоенных совещаниях начальников генеральных штабов (1910–1913 гг.) русские и французские представители подтверждали, что главной целью союзных войск является разгром армии Германской империи. На совещании в Красном селе в 1911 г. было предусмотрено, что русские войска на германском фронте должны были начать активные действия после 15-го дня мобилизации. Операционные направления указывались: 1) в направлении на Алленштейн (если противник сосредоточит свои войска в Восточной Пруссии); или 2) в направлении на Берлин (если германские войска сосредоточатся на рубеже Торн – Познань).

Значительное внимание на франко-русских консультациях уделялось сокращению мобилизационного времени, уточнялись детали, вырабатывались варианты действий России и Франции.

Французы изначально желали, чтобы Россия удержала на своем фронте 5–6 германских корпусов, обещая при направлении германцами главного удара против России, перейти, в свою очередь, в энергичное наступление против Германии. Но в стратегическом планировании союзников присутствовали значительные недостатки. Так, генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов писал: «Что касается военной конвенции, то таковая вследствие слишком общего характера ее подвергалась впоследствии неоднократным обсуждениям и уточнениям… Обсуждению подвергались лишь частности конвенции, устанавливавшие размеры помощи, время и направление ее, а также другие данные технического порядка… Вполне очевидно, что конвенция, заключенная еще в мирное время, могла предусматривать вопрос о совместных действиях лишь в первоначальный период войны… Но даже столь важный и существенный вопрос, как вопрос обеспечения единства действий, в течение дальнейшего периода войны никогда в обсуждениях затронут не был, что и должно было привести к той несогласованности этих действий, которая… была причиной весьма многих неудач и