Читать книгу "Иллюзия победы. Часть вторая. - Ник Фабер"

девушка не обратила на это никакого внимания. Она не сводила глаз с идущего по площади мужчины. Почти старика. Опирающегося на трость при каждом шаге. И в тоже самое время от него веяло такой силой и уверенностью, что все внешние слабости блекли на фоне волевого лица и твёрдых, как алмазы глаз.

Сжав губы и стараясь не заплакать при виде его мундира, почти такого же, какой носил её любимый супруг. Альвира взмахнула рукой, бросая цветок и тот упал на площадь. Хрупкий стебель, затвердевший после того, как цветок был срезан с куста, треснул и раскололся от удара о твёрдый камень, словно был сделан из стекла искусным мастером, а не причудливым творением самой природы этого мира.

Вильгельм Поль медленно шёл вперёд, глядя только перед собой.

Каждый его шаг сопровождался ударом трости о камень. Размеренными и ровными. Будто удары метронома.

Но уже через несколько секунд к нему добавился новый звук. С хрустом ломаемого стекла трескались стебли редких, растущих лишь на Новой Саксонии цветов. Они раскалывались под подошвами его сапог, превращаясь в осколки, пока алые, цвета крови, лепестки, усеивали чёрные плиты площади.

Поль шёл вперёд, чувствуя единство и поддержку окружающих его людей.

Он шёл вперёд к зданию Рейнстага с упорством и уверенностью человека, знающего себе цену.

Гнев. Скорбь. Гордость. Злость. Воодушевление. Всё это он видел на лицах окружающих его людей, пока они бросали прекрасные цветы на его пути.

Медленно, но верно полоса чёрных плит превращалась перед ним в багряное море. Те, кто стояли позади просили других передать их ближе. Какие-то из цветков были перевязаны лентами. К стеблям других крепились маленькие записки с именами погибших.

Каждый вкладывал в этот жест что-то своё.

И Вильгельм принял их желания. Принимал их горе, печаль и скорбь за погибших. Впитывал источаемый людьми гнев и желание отомстить. Видел единство на их лицах.

Второй раз в жизни он шёл по этому пути и хрустальные цветки трескались под его ногами. Второй раз он собирался занять должность, с которой ушёл.

Он прошёл через этот коридор, ступая по цветам до самого входа. Поднялся по лестнице, тяжело опираясь на свою трость. Двое солдат в парадной форме рейнской армии открыли перед ним двойные двери, пропуская старого адмирала внутрь. Вильгельм знал это здание чуть ли не наизусть. Каждый поворот. Каждый коридор. Он бывал тут тысячи раз, проходя мимо редких картин и статуй, что украшали аскетичный интерьер этого здания.

Ещё одна двойка солдат в парадной форме и ещё одни двери. Высокие и крепкие. Они раскрылись перед ним, открывая проход в просторный зал. Один из многих в здании рейнстага.

Здесь уже собрались люди в ожидании него. Десятки офицеров флота. Военные чины из армии, разведки и других структур. Рядом с ними стояли обычные гражданские. Планетарные губернаторы, управляющие мирами Протектората. Министры центрального правительства. Даже частные предприниматели, имеющие большое влияние в экономической и политических сферах. Все они собрались здесь сегодня из-за него.

Каждого пригласили лично, дабы засвидетельствовать становление в должности нового главнокомандующего Четвёртого флота Протектората.

Вильгельм на несколько мгновений замер в дверях, окинув собравшихся взглядом. Всего пара секунд, но ему оказалось этого достаточно, чтобы увидеть торжественное ожидание на лицах гражданских и безмерное уважение среди военных.

Лишь один человек позволил себе не стоять вместе со всеми. Карл Адлер ожидал его в дальней части зала. Стоял, одетый в обычный военный мундир, который носили его адмиралы. Только цвет его был чёрный, а не белоснежный. И не имеющий знаков различия. Чёрная, как сама ночь ткань, пересекаемая двумя кроваво-красными полосами, что спускались вниз от правого плеча.

В полной тишине, Вильгельм подошёл к главе своего государства и лишь стук трости по полированному полу был единственным звуком, что сопровождал его. Мерные удары, что разносились эхом по огромному залу, теряясь где-то посреди высоких потолков.

— Вильгельм, — спокойно произнёс Адлер, когда Поль подошёл к нему. — Я вызывал тебя.

— И я прибыл, — так же спокойно прохрипел Вильгельм. — Как вы и приказывали.

— Верно, — кивнул Адлер. — Как я и приказывал. Ты знаешь, зачем. Согласен ли ты с этим?

Вопрос, на самом деле, не имел большого смысла или силы. Если бы Вильгельм не был согласен, то он бы тут не стоял.

И, всё же, собравшиеся вокруг люди затаили дыхание в ожидании его ответа.

— Да.

Адлер кивнул и достал их внутреннего кармана своего мундира небольшую чёрную коробочку.

— Тогда своей властью и приказом, я назначаю тебя главнокомандующим Четвёртого флота. С этого момента, адмирал Поль, все его подразделения, корабли и инфраструктура переходит под ваше командование. Служите с честью, адмирал.

Вот и всё. Всего несколько фраз. Коробочка с лежащими внутри знаками различия адмиральского звания перешли из рук в руки. Кто бы, что не думал, но в этой церемонии не было и грама помпезности. Она столь же практична, как и сам Протекторат. Только эффективность.

Получив футляр в свои руки, Поль моментально вытянулся, насколько позволяла больная спина и повреждённая нога. Он посмотрел в глаза канцлеру Рейнского Протектората, ожидающего от него лишь одни слова.

— Во славу Рейна.

***

— Нога всё также болит? — спросил Адлер, протягивая своему гостю бокал с налитым в него коньяком.

— Она и не переставала, — ответил сидящий в кресле новоиспечённый адмирал, с благодарностью принимая протянутый ему бокал. — Спасибо.

Кивнув, Карл опустился в кресло напротив.

Теперь, когда церемония завершилась, и оба мужчины уединились в более приватной и располагающей к беседе обстановке, можно было наконец поговорить более свободно.

Статус и образ железного канцлера никогда бы не позволил Карлу вести столь фамильярное общение с кем либо. Только не ему. Для всех он являлся нерушимым столпом государства. Опорой. Человеком, который вёл свой народ вперёд, ведомый лишь одной единственной целью. Это не культ личности. Не попытка превратить себя в икону для тех, кто подчинялся ему. Несмотря на всю свою важность, канцлер Рейнского Протектората по-прежнему оставался инструментом. Без сомнения полезным и необходимым. Но всего лишь инструментом.

Но даже ему оставались не чужды простые земные радости.

Как, например, разговор со старым другом.

— До сих пор не понимаю, почему ты поставил себе протез, Вильгельм. Я понимаю, что из-за синдрома Гранина пересадка невозможна, но в наше время протез практически не отличим от настоящей конечности. Одно твоё слово и мы решили бы эту проблему.

— Это моя нога, Карл, — покачал