Читать книгу "Мрачная трапеза. Антропофагия в Средневековье [Литрес] - Анджелика Монтанари"

27 в IX, 11 в X и 23 в XI, в среднем один неурожай каждые шесть или семь лет; периоды наиболее тяжелых бедствий распределены по большим циклам (792-793-794, 805-806-807, 820-821-822 и т. д.)[9].

Конечно, следовало бы не терять из виду в этой статистике существенную разницу между кризисами локального характера и тяжкими неурожаями на больших территориях, но работа с рукописными свидетельствами редко позволяет увидеть подлинный размах бедствий. С наступлением голодных периодов чувство брезгливости притупляется, граница между mundus (рус. «чистый, допустимый») и immundus (рус. «грязный, мерзкий») стирается, и проявления пищевого поведения, которых в иной ситуации мы могли бы погнушаться, становятся обычными. Так в рационе людей начинают появляться immunda animalia (рус. «грязные животные»), например рептилии и грызуны. Наконец, несмотря на более или менее высказанные запреты, когда все другие источники продовольствия исчезают, становится ясно, что существуют особые методы временного утоления чувства голода. Достаточно обратиться к соседу, другу, родственнику или ребенку, что бродит в одиночестве по улице в поиске каких-нибудь съедобных отбросов. Помимо уважения, чувств, священности тела и бессмертия души в нем заключенной, мы состоим из плоти, и плоть съедобна. Упоминания каннибализма в исторических хрониках (отбор, представленный здесь, не претендует на исчерпывающий характер) соответствуют периодам неурожая и территориям, пострадавшим от него.

Пройдемся по некоторым показательным историческим свидетельствам в хронологическом порядке.

2. Слово хрониста

Еще Евсевий Кесарийский, описывая голод времен Максимина Дазы, намекает на риск возможной антропофагии: «выжившие начали убивать собак, боясь подцепить бешенство и стать людоедами»[10]. Более конкретные свидетельства людоедства собраны Идацием, епископом Aquae Flaviae (современный порт Шавиш в Португалии), на фоне ужасающих последствий вторжения вандалов, аланов и свевов в 409 году на Иберийский полуостров (те же происшествия будут снова упомянуты Исидором Севильским и в хронике Псевдо-Фредегара, собранной в Галлии в первой половине VII века)[11].

Речь идет о тяжелых временах не только для Испании: с 408 по 410 год Рим находился под постоянной осадой и, наконец, был разграблен Аларихом: «Город, что захватил весь мир, был захвачен», пишет в одном из писем Иероним[12]. К этим событиям относится ряд упоминаниий о поедании человеческого мяса в осажденном Городе, указанные в V веке в «Совещании Закхея христианина и Аполлония философа» (лат. Consultationes Zacchei christiani et Apollonii philosophi) и в письмах Иеронима. Горожане, принужденные голодом к «мерзостной пище», будто бы «разрывали друг друга на части, член за членом»[13] (риск проявления подобных эпизодов подозревает Созомено и после, около 500 года, Зосима[14]).

Уже в 551 Прокопий Кесарийский включает антропофагию в свою альтернативную реконструкцию взятия Вечного Города, чьему падению будто бы содействовала матрона по имени Проба: «сжалившись глядя на то, как римляне умирают от голода и нужды, вплоть до того, что начинают поедать друг друга […] она приказала слугам открыть врата в ночи»[15].

Тот же автор предлагает нам трагическое описание тяжелых лет готских войн. Во время неурожая 538 года, рассказывает Прокопий, вид голодавших не позволял назвать их жалкое существование даже подобием жизни: исхудалые и бледные, с желтушной кожей, потому как «плоть без пищи […] питается самой собой» и желчь «покрывает их немного своим цветом». С «развитием недуга» синюшный тон переходил в черный пигмент, превращая их в «деревянные факелы, совершенно поглощенные огнем».

Все телесные жидкости исчезали, кожа натягивалась на кости словно на барабане, обозначались очертания скелета, лики умирающих казались «остолбенелыми», а глаза вытаращенными. Одни бросались на любые дикие травы и теряли жизнь в попытке вырвать их из земли; другие, истощенные и изнуренные, увядали от недоедания. Те, кто чудесным образом сохраняли искру жизненной энергии, если им удавалось поесть, умирали от жутких болей в животе, доведенные до изнеможения мучительным голоданием и уже неспособные переварить нормальное количество еды. Борьба за выживание толкала к гнусному каннибализму: «некоторые, принужденные голодом, доходили до того, что питались людской плотью»[16]. Случаи антропофагии в тот же год упомянуты в Лигурии в «Жизнеописании» папы Сильверия; и снова Прокопий рассказывает о 546 годе: «в это время римляне, осажденные в Пьяченце, совершенно лишенные припасов, принужденные муками голода, начинали искать пищу способами совершенно неестественными, вплоть до того, что поглощали друг друга»[17].

В «Анналах Ульстера» в 700 году передают новость о распространении на ирландской территории тяжелой эпидемии, ожесточенной вследствие острого голода, продолжавшегося три года, вплоть до того, что «человек ел человека»[18]. Упоминания случаев каннибализма в периоды неурожаев продолжаются и в последующих веках: одну историю с хорошим концом передают нам «Фульдские анналы» (касательно 750 года), в то время как 4 источника, согласно обзору Куршманна, рассказывают о неурожае 793 года, только лишь «Мозельские анналы» приводят случаи антропофагии (в то время как ни один подобный эпизод не упоминается более важными историографами, такими как Эйнхард)[19]. Эпизоды, касающиеся неурожая 868 года, документированы лучше: они появляются в «Анналах Святой Колумбы из Санса», где рассказывается о голоде на всей франкской территории, с острыми вспышками в Бургундии и Аквитании; в «Ангулемских анналах» говорится о более широких территориях; в «Ксантенских Анналах» неурожай поражает «многие провинции», среди которых Бургундия и Галлия[20]. В 896 году «Анналы Райхенау» сообщают, что в одноименном городе «христиане ели плоть других»[21].

В начале XI века мы находим упоминания эпизодов антропофагии в хрониках Адемара Шабанского, который рассказывает о неурожае, поразившем земли вокруг Ангулема в предыдущем веке (1015–1028); указания на последующие эпизоды каннибализма появляются и в его проповедях. Радульф Лысый щедр на упоминания о гнусный застольях относительно 1005 и 1033 годов[22].

После XI века сообщения о похожих случаях не исчезают, но географическая ось частоты случаев перемещается, следуя за зонами, пораженными голодом. Согласно брату Салимбене Пармскому, голод в Апулии и Сицилии в 1212 году доводил жителей до внутривидового каннибализма[23]. Мартин Кромер отмечает случаи антропофагии и некрофагии во время неурожая в Польше в 1315-м; а на английской территории сходные эксцессы упоминаются в периоды нищеты с 1315 по 1318 год в «Жизнеописании ЭдуардаВторого», написанного около 1325–1326 года свидетелем неурожая, и в «Анналах Бормендси», что опираются в своем описании на источники предыдущего века[24].

3. Кара небесная

Природные бедствия – gesta Dei, следующие за тревожными и таинственными знаками небесной воли, разрушительная потеря баланса и изменение ритма природы, ниспосланные с небес людям в наказание: голод есть ни что иное как последствие целого ряда катастроф, направленных ревнивым и раздражительным Богом на верующих, не желающих выполнять его предписания (великий голод часто упоминается в Евангелии от Луки 15:14: facta est fames valida).

Описания антропофагии не чуждаются этой интерпретации, наоборот, они являются ее существенной частью: антропофагия может быть одним из пророческих знаков (лат. signa), что предсказывают космические бедствия, или наивысшим последствием небесного гнева, который посылает засуху, потопы, рои саранчи, войны, разорения, катаклизмы и неурожаи, заставляя людей прибегать к гнусным практикам некрофагии и каннибализма.

Этой логике отвечают уже первые исторические свидетельства: Евсевий Кесарийский видит главную причину неурожая в «спеси по отношению к Богу» тирана Массимино Дазы, преследователя христиан[25]. Таким же образом карательные механизмы и эсхатологические предсказания характеризуют свидетельства Иеронима, Идацио и Исидора. Таким же образом в диалогах Закхея и Аполлония мерзкие застолья, во время которых потребляют человеческую