Читать книгу "Наши бесконечные последние дни - Клэр Фуллер"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Тем летом, когда была сделана фотография, отец переоборудовал наш подвал в спасательный бункер. Не знаю, обсуждал ли он в том июне свои планы с Оливером Ханнингтоном, но они постоянно валялись на солнце в саду, разговаривали, курили и смеялись.
Посреди ночи музыка Уте, меланхолическая и переливистая, медленно заполняла комнаты нашего дома. Я переворачивалась на другой бок, укрытая только простыней, липкая от зноя, и представляла, как Уте сидит с закрытыми глазами за роялем, слегка покачиваясь, очарованная своей мелодией. Иногда я слышала ее еще долго после того, как она закрывала крышку и отправлялась обратно в постель. Отец тоже плохо спал, но ему, я думаю, не давали уснуть списки. Я воображала, как он нащупывает под подушкой блокнот и огрызок карандаша. Не включая свет, он писал: «1. Общий список (3 человека)», – а затем проводил черту и продолжал под ней:
Спички, свечи
Радио, батарейки
Бумага и карандаши
Генератор, динамо-машина, фонарик
Бутылки для воды
Зубная паста
Котелок, кружки
Кастрюли, веревка и бечевка
Нитки и иголки
Кремень и кресало
Наждачка
Туалетная бумага, антисептик
Зубная паста
Ведро с крышкой
Списки выглядели как стихи, хотя уже тогда в почерке отца можно было угадать его позднейшие лихорадочные каракули. Выведенные в темноте, слова налезали одно на другое или тесно прижимались друг к другу, словно вели борьбу за место в его ночной голове. Другие списки сползали со страницы там, где он уснул, не закончив мысль. Списки предназначались для бункера: в них перечислялось все необходимое, чтобы его семья смогла прожить под землей несколько суток или даже недель.
В один из дней, проведенных в саду с Оливером Ханнингтоном, отец решил оборудовать подвал на четверых. Он стал учитывать своего приятеля при расчете ножей и вилок, жестяных кружек, постельных принадлежностей, мыла, еды, даже рулонов туалетной бумаги. Сидя на лестнице, ведущей на второй этаж, я слышала, как на кухне он обсуждал с Уте свои планы.
– Если устраиваешь этот бардак, то устраивай его для нас троих, – причитала она.
Послышался шорох бумаг.
– Мне неприятно, что ты включил Оливера. Он не член семьи.
– Еще один человек ничего не меняет. В любом случае двухъярусные кровати – это четное количество мест, – ответил отец.
Было слышно, как он пишет.
– Я не хочу его там видеть. И не хочу его видеть в нашем доме, – сказала Уте.
Звук карандаша затих.
– Он приколдовал нашу семью – у меня от него букашки.
– Околдовал и мурашки, – сказал отец со смехом.
– Мурашки! Окей, мурашки! – Уте не любила, когда ее поправляли. – Я бы предпочла, чтобы этого человека не было в моем доме.
– Ну конечно, в этом все дело. В твоем доме. – Голос отца стал громче.
– Он куплен на мои деньги.
С лестницы мне было слышно, как по полу заскрежетал стул.
– О да, давайте помолимся во славу денег семьи Бишофф, которые вложены в знаменитую пианистку. И боже мой, мы все должны помнить, как много она работает! – воскликнул отец.
Я представила себе, как он кланяется, сложив ладони.
– По крайней мере, у меня есть работа. А ты что делаешь, Джеймс? Сидишь весь день в саду со своим подозрительным американским приятелем.
– Ничего он не подозрительный.
– С ним явно что-то не так, но ты даже не замечаешь. От него одни неприятности.
Уте протопала из кухни в гостиную. Я тихонько пересела на ступеньку выше, чтобы остаться незамеченной.
– Какой прок будет от игры на фортепиано, когда придет конец света? – крикнул отец ей вслед.
– А какой прок будет от двадцати банок тушенки, а? – рявкнула Уте в ответ.
С деревянным стуком она открыла рояль и двумя руками взяла минорный аккорд. Когда он затих, она крикнула:
– Разве Пегги будет есть тушенку?
Хотя меня никто не видел, я постаралась спрятать усмешку. Потом она играла Седьмую сонату Прокофьева – быстро и яростно. Я представила, что ее пальцы впиваются в клавиши, как птичьи когти.
– Ной начал строить Ковчег, когда дождя еще не было! – вопил отец.
Позже, когда я забралась обратно в кровать, споры и фортепиано стихли, но послышались другие звуки, те, что напоминали о боли, хотя даже в восемь лет я знала, что они означают нечто другое.
Тушенка значилась в одном из списков. Он назывался «5. Еда и т. п.». Под заголовком отец написал: «15 калорий на фунт веса, полгаллона воды в день, полтюбика пасты в месяц», а затем:
14 галлонов воды
10 тюбиков пасты
20 банок растворимого куриного супа
35 банок фасоли
20 банок тушенки
Яичный порошок
Мука
Дрожжи
Соль
Сахар
Кофе
Печенье
Джем
Чечевица
Сушеная фасоль
Рис
Продукты в списках бесцельно блуждали, как будто отец играл сам с собой в «Я поехал в магазин и купил себе…». Тушенка напоминала ему о ветчине, от нее мысль перескакивала к яйцам, а оттуда – к блинчикам и муке.
В подвале он залил пол цементом, укрепил стены стальной арматурой и установил аккумуляторы, которые заряжались от велосипеда на подставке, если крутить педали по два часа в день. Он поставил две конфорки, работавшие от баллонов с газом, и сделал ниши для двухъярусных кроватей – с матрасами, подушками, простынями и одеялами. Посреди комнаты стоял белый кухонный стол с
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Наши бесконечные последние дни - Клэр Фуллер», после закрытия браузера.