Читать книгу "«Я – АНГЕЛ!». Часть третья: "Клякса бифуркации" - Сергей Николаевич Зеленин"

схватившись рукой за моего стоящего по стойке «смирно» «бойца», по-девичьи глупо хихикает:

— Какой он у тебя… Огромный!

Почему-то стало весело, хотя смешного было довольно мало:

— А ты, что глупая? Другие видела?

Даже в темноте было видно — зарумянившись спелым персиком:

— Нет, но… Представляла!

Схватив двумя пальцами — как будто измеряя диаметр у водопроводной трубы и, до боли сжав, с лёгкой озабоченностью:

— А он хоть влезет в mon vagin vierge?

Ухватившись за предоставленный последний шанс:

— Нет, не влезет — развяжи меня и иди спать на половичок в прихожке.

— Ага, прям счас я разбежалась — косы по ветру…

Закинув через меня божественно стройную ногу, оседлав — как амазонка стреноженного степного жеребца, «направляет» моего «дружка» в своё лоно — одновременно лаская его двумя руками.

— Развяжи руки, Елизавета! — взмолившись последней надеждой, — а то получится не соблазнение — а изнасилование… Получишь пятнадцать суток, прелюбодейка!

С томным придыханием, упрямо гнёт свою линию:

— Нет, уж! Опять что-нибудь выдумаешь, да выкрутишься — знаю я тебя. Поэтому развяжу, только когда ты лишишь меня девственности.

Ну, что оставалось делать?

Только расслабиться и постараться получить максимум удовольствия.

— Только осторожно, девочка! — предупреждаю, нагоняя жути, — первый раз, это бывает у вас больно… Очень больно! ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ БОЛЬНО!!!

Покамест безуспешно пытаясь «вправить» — всё более и более возбуждаясь и «влажнея», она томно стонет:

— Я знаю. Мне ma mère рассказывала — как «это» бывает… Не больнее, чем когда рожаешь.

Достали блин, эти продвинутые в педагогике мамаши!

Наконец, осторожно введя «в себя», распустив волосы на лицо и откинув назад голову, на долю секунды замешкавшись — со всей силы, всем своим весом — она решительно насадилась на мой «нефритовый кол»… Пару раз коротко вскрикнув, энергично заработала бёдрами — как скачущая на мустанге наездница.

Буквально минута-другая и Лиза, сжав со всей силы меня, с легким всхлипом выгнулась дугой всем телом и, затем медленно опустилась мне на грудь, положив руки на плечи.

Через пару минут, отдышись, она продолжая сидеть на мне верхом, обличающе уставила на меня палец:

— А теперь, я развяжу тебе руки. И ты можешь выгнать меня, как последнюю шлюху!

Слезши с меня, она сперва одела нижнюю юбку и блузку и, только после этого освободила мне руки — зубами развязав затянувшиеся узлы. Затем, как ни в чём не бывало, скромно уселась на краешек кровати, потупив глазки.

Возможно, я бы так и сделал — если бы вместе с нею кончил, ибо зол был на неё за непослушание и нарушение всех моих тщательно продуманных планов…

Но я уже завёлся!

Неудовлетворённый молодой организм требовал своё — напрочь отключив старческий рассудок.

Растирая затёкшие распятья, я:

— «Выгнать»? Не… Сейчас ты, Лизка — сама у меня в форточку выскочишь!

Подхватив ее на руки, поднял и почти порвав сорвав блузку, принялся мять крепкие, белые полушария грудей с остро-крохотными сосками, лаская плечи, спину, бёдра… Целую грудь, губы и шею. Дыхание ее стало прерывистым, дрожащее тело охотно выгибалось под ласками, а губы отвечали на поцелуи.

Почуяв «снизу», что готов на второй «заход», торопливо развернул её, нагнув — задрав юбку и, раздвинув бархатисто-гладкие ноги — «вошёл» в неё сзади и «заработал», чувствуя ответные содрогания. Когда вскричав «приплыла», положил её поперёк кровати — закинув ноги себе на плечи и, рыча как вурдалак над жертвой, продолжил… Оргазм за оргазмом, я уже потерял счёт, а Лиза кричала во весь голос, не в силах сдержаться.

Наконец, улёгся на неё сверху в классической позе, а она устремилась навстречу — обхватив руками и ногами, со страстью отвечая встречными движениями бёдер — улавливая мои движения, будто не в первый раз этим занималась.

Наконец, слышу:

— Серафим… Хватит… Серафимушка… Я больше не могу…

Уж сам изнемогая, перестраиваюсь — плотно сжав своими её бёдра. Как при финишном рывке — максимально ускоряюсь, и…

В момент, когда она в очередной раз закричав — задёргалась всем телом как в предсмертной конвульсии, я — будто в другое измерение перешёл, будто в райские куши телепортировался, и… В последний момент, «старик» во мне — всё же включил «соображай» и, вынув свой «шланг» — излился семенем на простыню и, издав какой-то неприличный утробно-жеребячий звук — на несколько (секунд, минут, часов?) вырубился.

Вроде, уже вторую жизнь-живу-баб-трахаю, а такого «взрыва» ещё испытать не доводилось!

Вдруг слышу сквозь блаженно-расслабляющую негу:

— Поверив mère, думала получить райское удовольствие… Но это было нечто — гораздо больше обычного, неподдающееся описанию человечьим языком. Острейшее наслаждение! Блаженство до обморока и потери разума!

Пришлось во второй раз за сегодня выйти из забытия и пробурчать:

— А он у тебя хоть был, чтоб его терять? Разум то?

Та, включив полный игнор:

— Это то, про что я подумала?

Раскрываю глаза: Лизка задумчиво-восторженно растирала пальчиком мокро-серое пятно по постели. Мельком взглянув на тёмное пятно на белой простыне по соседству — напоминающую раздавленную бабочку Бредбери:

— То, то… Оно самое.

Недоумевает:

— И из такого «вещества» получаются дети?

— С такого, с такого… — ворчу по-стариковски, — ты ещё «его» на язычок попробуй, малахольная дурочка.

Дав ей хорошенько по рукам, забрал простыню и скомкав — метнул в сторону ванной.

— Не забудь постирать — служанки у меня нет.

И не успев коснуться головой подушки, как погрузился в чёрное небытие и, в этот раз очень надолго, отлично выспавшись…

* * *

— Серафим… — влажно прошептали мне на ухо, а щеки коснулось что-то мягкое и шелковистое, — Серафимушка…

Зеваю и переворачиваюсь на другой бок:

— Шо, опять⁈ Ну, прям — «Ночь сурка», какая-то!

— Хихихи!

Целует в губы:

— Какая «ночь»? Вставай, лежебока! Уже почти двенадцать дня — мне пора идти на собеседование в Промакадемию.

Приоткрыв глаза, увидев её одетую в строгий официоз, прям — отличница, комсомолка, спортсменка и просто красавица — глаз не отведёшь, лениво-неохотно отвечаю:

— Предлагаешь мне за руку тебя проводить? В постель ко мне ты самостоятельно забралась, значит — уже не маленькая…

— Хихихи! — целует в губы, — да нет, я сама как-нибудь доберусь. Вставай, говорю — а то обед остынет.

И тянет с меня одеяло. Почувствовав зверский голод, принюхиваясь к запахам из кухни — сел и, тут же продрал очи:

— Так у нас и обед имеется?

— Ну, а