Читать книгу "Четыре писаки - Владимир Евгеньевич Бородин"

в роли сироты?

– Есть и свои преимущества… – замялся Десмонд.

– Для тебя – сомневаюсь. Ведь ты так и недоучился, лентяй. Теперь некому тебя шпынять.

– На то есть ты, похоже, – рассмеялся брат.

– Неужели сможешь сам потянуть весь отцовский бизнес?

– А ты? Что-то не припоминаю особых успехов в экономических науках и маркетинге.

– Десмонд, ты знаешь, что мне всё это по боку. Мои цели более возвышенные, чем только преумножение отцовского капитала. Хотя и не помешало бы.

– Так, доверь эти заботы мне. Мне помогает управляющий, человек с опытом, и вместе нам всё по плечу.

– И рада бы, но доверия мало, зная особенности твоего поверхностного отношения к жизни.

– Ой, только твоих сентенций мне теперь не хватало. И без тебя тошно: некогда отец тешил меня мыслью, мол, я красив, богат и все женщины будут мои и проч и проч. Думаю теперь: да на кой ляд мне все эти бабёнки?

– А до меня дошёл слух, что ты стал более интересоваться представителями другого пола…

– А хоть бы и так. Тебе-то что? Если я пресытился и хочу более острых ощущений, то ты находишь это предосудительным? Неужто ты такая ханжа? Помниться всегда так кичилась своими передовыми взглядами.

– Я и осталась во всём передовой. Но, поспешу разочаровать тебя – женщины меня не волнуют. Но, кто знает, что будет дальше.

– Кстати, скоро сюда зайдёт наш общий знакомый Айзек. Думаю, что тебе он пришёлся по душе. Мне так показалось в последний раз.

– От чего же нет – приятный малый. Знаток искусств. Да и пишет рассказы получше некоторых… Правда, несколько утомил меня превозношением своей последней картины, точнее – задумки таковой «Распятый квадрат Малевича». Впечатление, что он с ленцой, как художник. Вроде тебя в бизнесе.

– Не обижай своего любящего брата, сестрёнка. Не забывай, что он старше тебя на целых три года, а значит – опытнее. Тебе следовало бы сначала закончить университет, получив мастера.

– Возраст – не критерий ума, мой дорогой. Кстати, какое право ты имел продать отцовский арборетум, не спросив моего согласия?

– Не бойся, отдам тебе половину. Только не пытайся меня уверить в том, что этот дурацкий сад был тебе дорог. Ведь я знаю, что ты ни разу в нём не побывала – отец пожаловался мне как-то.

Дальнейшее выяснение их отношений прервал приход Айзека, который стремительно вошёл в комнату в сопровождении очень миловидного молодого человека.

– Мэйсон Кевин Дигби, – представил он своего спутника Хатчинсонам. – Талантливый новеллист, скрипач и шахматист. К тому же – юрист. И этому юному дарованию едва исполнилось восемнадцать!

Странноватый парень подал всем свою вялую руку, не снимая тонких, изящных бежевых перчаток, которые были не нужны и на улице. Десмонд недовольно вскинул брови, но Айзек поспешил оговорить, что его приятель никогда не снимает перчатки, призвав Десмонда к большей терпимости. Взгляд Линды оценивающе скользнул по правильным чертам красивого, волевого лица юноши. Лицо это давало фору обоим красавцам, как брату, так и Айзеку и, невольно, заставило Линду задуматься: как бы не упустить сегодня обоих парней из своих коготков. Ставки были невелики, но важно присутствие азарта: два сразу – не столь скучно. То, что Мэйсон был младше неё на пару лет придавало делу лишь большую пикантность. А то, что он заметно уступал Айзеку по объёму мускулатуры даже придавало ему особый шарм. Десмонд бросал то и дело косые ревнивые взгляды на своего любовника, силясь раскусить его отношения с «наглым, смазливым юнцом». Айзек всячески старался смягчить обстановку, заливая о своих творческих исканиях, словно между их встречей полумесячной давности и нынешней не прошло и дня:

– Новые новеллы, полотна? А ты как думала, Линда? Я, как всегда, полон задумок, которые остаётся лишь реализовать.

– Остаётся самое малое, на которое у тебя нет времени, – съязвила сестра Десмонда.

– Мои знакомые уже читали наброски нового рассказа «Сингулярность души моей». Их реакция была вполне ожидаемой: гадали идёт ли речь о философской, математической, или космологической сингулярностях. Я же лишь посмеивался, отделываясь замечаниями, мол, каждый находит то, что ему ближе.

– А если о гравитационной? А то и о технологической? – вдруг спросил Мэйсон, глядя куда-то в сторону.

– Если тебе угодно, – улыбнулся Айзек. – Вот видите, Мэйсон и не дурак, какой-нибудь там, не жлоб.

– А с чего ты взял, что я могла так подумать? – уела его Линда.

– На стенах комнаты Айзека висят репродукции Обри Бёрдсли, Ричарда Бёртона. То есть, ему не так уж просто с ними конкурировать. Когда он показывает свои творенья мне, моё внимание невольно переключается на Бёрдсли, – едко вставил Десмонд.

– Ты, как всегда, очень любезен, друг мой, – натянуто осклабился Айзек.

– Ты, верно, симпатизируешь путешественникам – отважным первопроходцам? – спросила Линда.

– Во-первых, не всем подряд, а во-вторых, Бёртон был не слишком отважен. В своей Сомалийской военной экспедиции он бежал, бросив Спика в плену, – ответил Айзек. – Мне же милее первопроходцы души человеческой. Тот же Фрейд. Для меня Бёртон, прежде всего, не путешественник, а философ и художник.

– А какие картины украшают стены Вашего дома, Мэйсон? – спросила Линда, улыбаясь очаровательнее обычного.

– Имею лишь несколько фотографий ряда известных современных фотографов, – безэмоционально ответил парень.

– А в каком стиле? Что на них? – любопытствовала Линда.

– Беспредметность… абстракция. Один, к примеру, снимал мусорные свалки, превращая их, в своём компьютере, в загадочные и красивые предметы.

– Как изысканно! Какое решение! – восторгалась Линда и было непонятно – искренне ли. – У меня в комнате висят лишь фотопортреты Рембо, Лу Саломе, госпожи Зонтаг и прочих. Наверное, Ваше хобби куда занятнее. Хотелось бы взглянуть.

Последнее её пожелание было грубо проигнорировано «этим, вообразившим о себе не весть что, юнцом». Подобное пренебрежительное отношение было для светской красотки Линды Хатчинсон в диковинку.

Айзек продолжал без удержу болтать, охмуряя сестру Десмонда своими искромётными шутками. Всё шло по плану, но Десмонда это стало раздражать, и он неожиданно скинул свитер, начав демонстрировать Мэйсону свою мускулатуру, поддерживаемую в идеальном порядке каждодневной тренировкой. Реакция парня оказалась столь же вялой, как и на попытки Линды завязать с ним тёплую беседу. Мэйсон упорно молчал, углубляя взгляд в самого себя. Казалось, что он и вовсе отрешился от участия в совместной беседе. Тогда и другие перестали замечать его. Вдруг он, несколько путанно, заговорил:

– Помню рассказ своей бабушки о том, что муж её подруги, по словам этой особы, якобы всегда храпел. Бабушка, почему-то была глубоко уверена, что он никогда не храпит. В том возрасте мне казалось странным, что бабушка знает об этом, хотя она, в моём тогдашнем