Читать книгу "Эпоха роста. Лекции по неокономике. Расцвет и упадок мировой экономической системы - Олег Вадимович Григорьев"

развивалось, что было сделано для того, чтобы сейчас иметь возможность выступать перед вами и набраться храбрости прочитать такой курс.

Все началось в Советском Союзе. Мне повезло: я учился на экономическом факультете МГУ и попал в хорошие руки. Хорошие руки – это Виктор Иванович Данилов-Данильян, известный экономист, сейчас академик РАН, директор Института водных проблем.

Он давно уже отошел от экономики, что, на мой взгляд, достойно всяческого сожаления.

На теоретическом семинаре, который организовали Виктор Иванович Данилов-Данильян и ныне покойный Альберт Анатольевич Рывкин, в центре рассмотрения находилась проблема, не утратившая актуальности и по сегодняшний день.

Сегодня все говорят о сырьевой зависимости экономики России и о том, как от нее избавиться. Но она началась не в девяностые годы XX столетия. Сырьевая зависимость была замечена еще в конце семидесятых – в восьмидесятые годы.

В то время было государственное планирование, была централизованная система распределения капитальных вложений. И наблюдалось следующее: все большая и большая доля капитальных инвестиций направлялась в нефтегазовый сектор. При этом уже тогда было очевидно, что во-первых, оставшаяся доля инвестиций, которые направляются на всю остальную экономику, сокращается, а во-вторых, это вызывает крайне негативные явления во всей остальной экономике. Иными словами, экономика за пределами нефтегазового комплекса деградировала. Все шло к тому, что скоро в Советском Союзе останется один нефтегазовый сектор, а все остальные сектора будут отмирать, поскольку из-за недостатка инвестиций нормальный цикл воспроизводства в них был нарушен.

Как выглядела ситуация и как тогда формулировалась проблема?

Как в СССР принимались решения об инвестициях? На основе методик эффективности капитальных вложений. В основу методики эффективности капитальных вложений уже тогда в Советском Союзе был положен подход соизмерения затрат и результатов, в некотором смысле имитирующий принятие решений в рыночной экономике.

Было понятно, что деградация всей остальной экономики диктуется нам именно рыночными принципами: инвестиции направлялись туда, где они приносили наибольший доход [1]. Когда наступила перестройка и все заговорили о том, что сейчас мы будем переходить прямо к рынку, то наша группа пришла от этого в ужас. Если при плановой экономике были смутные надежды на то, что сложившиеся тенденции можно будет каким-то образом изменить, то при переходе к рыночной экономике, когда решения точно будут приниматься на рыночных принципах без всяких ограничений, получится то, что и получилось в итоге. То, о чем мы все говорим как о гигантской проблеме для нашей страны сегодня. В общем, все это было известно и обсуждалось достаточно давно.

Перейдем к научной стороне вопроса.

Итак, применение рыночных принципов – мы это наблюдали и просчитывали – вело к таким последствиям. Однако на Западе действовали те же самые рыночные принципы и примерно в тех же условиях. В то время, о котором шла речь, Америка не была, подобно нам, нефтяной страной (хотя отчасти и становится ею сейчас). Но за десятилетия до этого она была ведущей нефтедобывающей державой мира. Почему же рыночные принципы не привели к тому, что Соединенные Штаты стали чьим-то сырьевым придатком? Почему там решения, принимаемые на основании рыночных принципов, приводили к тому, что развивался не только нефтяной сектор, но и другие отрасли, причем достаточно бурно, что и позволило США сократить производство нефти и перейти к ее закупкам в обмен на продукцию более высокого технологического уровня? Получалось, что рыночные принципы применительно к разным странам давали разные результаты.

На эту проблему могло быть два ответа.

Первая версия, которую мы тщательно анализировали и продумывали: на Западе, в Соединенных Штатах, глобальные стратегические решения на самом деле принимаются не на основе рыночных принципов. Конечно, это своеобразная разновидность конспирологии. Известно, что на Западе существуют различные think tanks (аналитические центры). Можно было предположить, что они думают о чем-то стратегическом, выходящем за рамки текущей рыночной конъюнктуры, разрабатывают рекомендации, которым следует правительство. Государство ведь может принимать решения, ориентируясь на какие- то другие, не рыночные принципы. Примеров таких нерыночных решений в Соединенных Штатах Америки и в европейских странах много, мы их тщательно анализировали.

Гипотеза выглядела правдоподобно, фактов для ее подтверждения можно было привести достаточно, поэтому в рамках нашей группы

она никогда не отвергалась полностью. Хотя при этом мы всегда помнили, что конспирология – опасная штука, с которой надо обращаться крайне осторожно. Она может объяснить все, что угодно, и ее невозможно фальсифицировать.

Но были и аргументы против. Какие бы ни были think tanks, какое бы ни было правительство Соединенных Штатов, как бы оно ни влияло на экономику, сравнительно с советским правительством это все была ничтожная сила. Ведь в советском правительстве, в советском руководстве видное положение занимали специальные органы: Госкомитет по науке и технике, Академия наук (не сегодняшняя, а тех времен), девятка оборонных отраслей, космическая отрасль. Эти органы были очень влиятельны, выходцы из этих структур составляли основу элиты тогдашнего СССР. Однако все эти люди не могли противиться обычной рыночной логике.

Потом, когда закончилась перестройка, я достаточно долгое время работал на госслужбе, и эти вопросы для меня из теоретических превратились в практические: в девяностые годы в государственной власти на эту тему велись бурные дискуссии и пробовались разные варианты. Ведь опасность превращения в сырьевой придаток осознавалась всегда, и большинство людей, составлявших управляющий класс в девяностые годы (включая парламент, который тогда еще был «местом для дискуссий»), считало, что надо двигаться в каком-то другом направлении. Предпринимались разнообразные попытки поиска другого направления, все они заканчивались неудачно, это фиксировалось и одновременно требовало теоретического осмысления.

Но есть и другая версия ответа.

Мы рассматривали не только опыт развитых стран Запада, но и самый разнообразный опыт развивающихся государств, многие из которых пытались различными способами преодолеть свою сырьевую зависимость (создавать промышленность и т.д.). Некоторые эксперименты такого рода в восьмидесятые годы еще продолжались, но те, которые закончились, закончились в основном крахом. И поэтому те эксперименты, которые еще шли, скорее всего тоже должны были закончиться крахом. Так и произошло: мексиканский, аргентинский, бразильский эксперименты ни к чему не привели (бразильский сейчас перезапущен, и посмотрим, к чему это приведет, – думаю, что ничего хорошего и сейчас ждать не следует).

Поэтому второй ответ на вопрос (он был смелым, но как гипотезу его можно было выдвинуть), почему рыночные принципы в одних случаях дают такие результаты, а в других случаях дают другие результаты, заключался в том, что экономики разные.

Не с точки зрения институционального устройства, а с точки зрения каких-то других, назовем их структурными, факторов. Есть какие-то факторы, которые нам не видны, но которые делают возможным то,