Читать книгу "Машинист - Михаил Фёдорович Колягин"

встретил его шуткой:

— Ну как, Иван Иванович, кто оказался прав, кто сильнее? Убедились теперь?

Селиверстов молчал.

Чернявский взглянул на Селиверстова и добавил:

— Вы зря рисковали, Иван Иванович. Опытный, серьезный машинист, а пошли на такое… Наказывать мы вас не будем, а вот паровоз мы ваш поставим в запас. Уже приказ о постановке подписан.

Как ни ожидал Иван Иванович со дня на день этого приказа, весть эта была для него все же тяжелым ударом.

— Только мой? — выдавил он из себя.

— Нет, — поспешил успокоить его Чернявский, — на участке не остается больше ни одного поездного паровоза.

— Что ж, придется мне, видно, на маневры переходить, если, конечно, там для меня место найдется.

Первое время на маневрах Иван Иванович уставал. После работы гудело в голове, болели руки, но главное было не в этом. Как только они выезжали из-за плотных стен составов на конец станции, откуда были видны горы, ему становилось не по себе. Словно понимая его состояние, к нему подходил Сеня Гончаренко.

— Дядя Ваня, отдохните, я поработаю.

Ловкий и смышленый, он уже уверенно владел реверсом и часто замещал машиниста. Теперь Иван Иванович не доказывал своему помощнику преимущества паровоза над другими локомотивами, но зато Сеня все чаще восхищался электровозами:

— Вы бывали когда-нибудь в кабине? — возбужденно восклицал он, — сходите для интереса. Вот где красота!

Машинист выходил из себя:

— Иди сам, а мне там делать нечего.

Сеня замолкал и, как обычно, резко менял тему разговора.

Однако Селиверстову все-таки пришлось побывать на электровозе. Виной этому оказались его старые часы. Однажды ему надо было съездить в Миасс. Он пришел на вокзал за семь минут до отправления электропоезда. Но каково же было его удивление, когда ему сказали, что поезд ушел минут пять назад. В первый раз он с обидой взглянул на свои часы. Почти двадцать лет они ходили минута в минуту, а тут…

Следующего поезда надо было ждать восемь часов, а съездить необходимо!.. И, заметив торопливо идущего по перрону Назарова, Иван Иванович окликнул его.

— На электричку вот опоздал, — нехотя сказал ему Селиверстов.

— Так пойдемте со мной в машину! — обрадованно выкрикнул Назаров. — Я иду отправляться.

— Нет, — замотал головой Иван Иванович, — я лучше на тормозе поеду.

— Что вы, дядя Ваня, жить вам надоело, что ли, в такую погоду, в осеннем пальто!

У Селиверстова не оставалось другого выбора, как согласиться. Зайдя в кабину электровоза, он старался сдержать свое восхищение, но это не удавалось. Алексей как гостеприимный хозяин предложил ему раздеться и повесил его пальто в шкаф.

— Ишь ты, — буркнул Иван Иванович, — как в квартире: шифоньеры себе завели, трюмо повесили.

— Они с завода со всем этим приходят, — поспешил объяснить помощник Назарова.

Селиверстов строго взглянул на него, как бы говоря: «молчи, мол, сам знаю».

Алексей включил плитки, и скоро из-под ног стало распространяться приятное тепло. Иван Иванович уселся на стуле поудобнее.

— Может быть, в заднюю кабину пойдете, — услужливо предложил Назаров, — я и там плитки включу. Отдохнете.

— Нет, — ответил Иван Иванович, — я привык вперед смотреть, когда еду.

Вскоре отправились.

Селиверстов искоса наблюдал за движениями Назарова. «А ничего особенного, — думал он, — и я бы сейчас сел и поехал. Управление почти такое же. Кран машиниста тот же, что и на паровозе. Только устройство этой машины надо изучить».

Поезд оказался длинным, со множеством двухосных платформ. Вести такой состав на большой скорости по горам надо особенно умело — иначе можно оборвать. Неожиданно произошла сильная оттяжка. Это заставило Селиверстова насторожиться.

— Ты что же, дружок, профиль пути забыл? — строго спросил он. — Разве не знаешь, что на этом месте надо сжимать состав — локомотивным тормозом поддерживать?

Назаров виновато оглянулся.

— А сейчас надо открываться, — спустя несколько минут проговорил Селиверстов, — иначе опять оттяжка может получиться.

Назаров, как послушный ученик, выполнял все указания машиниста.

Иван Иванович, забыв, что он пассажир, придвинулся почти вплотную к Назарову и всю дорогу учил своего бывшего помощника, как вести поезд.

— Доверили вам такую машину, а вы и владеть ею не умеете, — ворчал он, — поэтому, наверное, и катушки на движках у вас горят… Эх, вы!

* * *

Как-то во время дежурства на паровозе Сеня заметил, что Иван Иванович хмурится, молчит. Если Сеня обращался к нему, то он виновато отводил взгляд в сторону. Парня это встревожило, и он спросил:

— Дядя Ваня, не беда ли у вас какая дома случилась? Почему вы такой сегодня мрачный?

— Да видишь ли, Сеня, — тихо проговорил Иван Иванович, — виноват перед тобой.

— Что такое?

— На курсы электровозников я поступил — вот что! — одним духом выпалил Селиверстов.

Сеня, как на пружине, подскочил со своего сидения.

— Это правда? — радостно воскликнул он.

— Выходит, что правда. А ты чего радуешься?

— Да как же не радоваться, — улыбнулся Гончаренко. — Я сам не знал, как начать с вами разговор. Я ведь еще неделю назад курсы помощников машиниста электровоза окончил. Тайком от вас, без отрыва от производства учился. И практику на электровозе тоже в свободное время проходил.

— Ну, бестия, хитер, — покачал головой Селиверстов.

— Дядя Ваня, — немного спустя сказал Гончаренко, — а возьмете меня к себе в помощники, когда закончите курсы?

— А ты разве сомневаешься?

— Да нет, но все-таки для верности… — облегченно вздохнул Сеня.

Иван Иванович взглянул на горы. Оттуда приближался поезд. Нарастающий с каждой минутой грохот как-то по-новому сейчас волновал сердце старого машиниста.

Скоро, скоро он вернется туда, где синеют вершины Уральского хребта!

НА ПЕРЕВАЛЕ

На склоне горы, рядом с железнодорожной насыпью пригорюнилась одинокая могила. В обе стороны от этого места катятся затяжные уклоны. Несколько лет назад напротив могилы машинисты закрывали регулятор паровозов. Сейчас здесь «сбрасывают» ток на контроллерах электровозов. Деревянная пирамида со звездой окрашена в ярко-красный цвет и окружена оградкой, где все лето и осень до самых холодов цветут цветы. Как цветы, так и краска на пирамиде никогда не теряют своей свежести. Кажется, они изготовлены из какого-то вечно живого материала.

Вид этой одинокой могилы волнует каждого, впервые проехавшего по Уралу человека. Кто покоится под этой пирамидой? Почему именно здесь похоронен он?

* * *

Если у Василия Николаевича спрашивали, нравится ли ему жить в уединении, старый путевой обходчик нехотя отвечал:

— А что? Жить везде можно.

Но никому не удавалось вызвать его на более откровенный разговор. Любопытствующих собеседников он попросту грубо обрывал:

— Какое ваше дело до чужой жизни?

— Дикарь какой-то — не человек, — сказал о нем кто-то из путейцев. Это прозвище так и осталось за Василием Николаевичем.

Как-то летней