Читать книгу "Смертельно безмолвна - Эшли Дьюал"

Мы сидим за круглым столиком. Я разглядываю еду в тарелке, понимая, что не хочу к ней притрагиваться. Сглатываю ком в горле и хмурюсь, разминая пальцы под столом.

–Дел, еда остывает.

–Не хочу, я не голодная.

–Сама не понимаешь, что говоришь. Не капризничай, ладно?– Мама улыбается. Она постоянно мне улыбается. Отпивает воды и смотрит на меня заботливым взглядом, словно просит прощения. Ее родословная оставила отпечаток на наших жизнях. Ее бабушка была ведьмой. Из-за ее родных мы стали такими. Но я никогда не винила мать. Мама – то, что не дает мне утонуть. Она единственный светлый человек на моем пути, и я никогда не хотела ее исцелить, потому что всегда знала, что она сильная и не нуждается в помощи.– Зашла в магазин?

–Что?

–Тебе надо было в магазин, поэтому ты выходила из дома.

–Да,– киваю в ответ.

Всего лишь магазин, всего лишь в нескольких сотнях метров от дома…

Провожу пальцами по волосам. Они еще не высохли. Мокрые, они падают на плечи, а за ними тянутся тонкие струйки.

–Мы же договорились, что ты будешь предупреждать меня, когда уходишь. Помнишь, Дел?

–Ага, только ты и так все знаешь.

–А если бы не знала?

–Ты в-в-всегда все знаешь,– заикаясь, отвечаю я.

Я редко заикаюсь, но каждый раз, когда язык отказывается подчиняться, мне хочется взвыть от отчаяния.

Моя последняя попытка «отдохнуть от мира под водой» закончилась плохо. Я отключилась, а пришла в себя уже в больнице с багажом физических проблем. Я никак не ожидала, что едва не переступлю черту, да еще и вернусь искалеченной.

Доктора сказали, что я повредила какой-то канал в каком-то отделе мозга. Они очень много тогда говорили, но я не могла слушать, потому что больница не лучшее место для человека, который впитывает в себя боль и чувства окружающих. Столкнуться с последствиями мне пришлось уже дома, когда я не смогла нормально позвать маму, когда я прощалась с отцом. Он работает на судне, мой голос осип, и вместо нормальных звуков я заикалась в нашу последнюю встречу, как старая пластинка.

–Сегодня было столько клиентов,– сообщает мама, поправляя густые волосы,– ты и представить себе не можешь. Я еле успевала! Хорошо, что Айрис согласилась помочь.

Я удивленно вскидываю брови.

–Да, Айрис согласилась помочь, потому что я пообещала ей надбавку. Но, знаешь, у этой девушки действительно есть талант. Она составляет невероятные букеты, дорогая.

–Не сомневаюсь.

–Тебе понравилось бы.

Пожимаю плечами, а мама вздыхает. На ней длинное бесформенное платье, которое она, возможно, носила еще в эпоху хиппи. Или кто там строил иллюзии насчет счастья? Я почему-то думаю, что она выглядит как никогда красивой, пусть давно уже не отдыхала.

Собираюсь встать и слышу:

–Осторожно!

Но уже поздно – я случайно задеваю локтем тарелку. Она падает и разбивается на десятки осколков, которые разлетаются по всей кухне. Горошины разбегаются по полу.

–Прости,– извиняюсь я и все же поднимаюсь из-за стола,– я не хотела.

–Дел, все в порядке.

Нет. Я падаю на колени и нервно собираю осколки, царапая пальцы, а мама протяжно выдыхает, присаживается рядом и кладет мне на плечи теплые руки.

–Все хорошо.

Стискиваю зубы и считаю: раз, два, три, четыре… Сколько горошин? Пять, шесть, семь, восемь. А сколько осколков? Их меньше, но они опаснее.

–Я уберу, дорогая.

–Но ведь это я разбила!

Мама чувствует ужасную усталость и отворачивается, потому что знает, что теперь и я это почувствовала. Ей меня жаль. Я смотрю на свои пальцы и вижу мелкие царапинки, из которых течет кровь. Я действительно заслуживаю сожаления. Я мерзкая. Дефектная…

Мама словно читает мои мысли. Она оборачивается и молча прижимает меня к себе, и тогда я понимаю: нет, мама никогда не считала меня мерзкой. Мама меня любит, и в ее объятиях мне всегда спокойно. Как в океане.

–Иди, отдыхай. Я все уберу.

Послушно встаю и иду в свою комнату. Раз, два, три – считаю ступеньки. В комнате темно. Шторы задернуты. Достаю наушники, включаю музыку и прибавляю громкость до тех пор, пока уши не начинают болеть.

Глава 2

Утес

Я почти уверена: чинить людей бессмысленно. Они перестают чувствовать боль, но при этом я не исправляю того, что им удалось разрушить. Знаете, когда людям больнее всего? Не в последнюю секунду. После. Люди ломаются не в процессе, а как результат. Не в тот момент, когда наступает самое сложное, не в тот момент, когда груз ответственности горит на плечах и пылает, как свежее мясо на вертеле. Люди ломаются, когда все кончено: бой проигран, близкий потерян, рана кровоточит, когда слишком поздно. Не тогда, когда надо что-то сказать, а когда уже говорить нечего; когда поезд уехал, а момент упущен. Ты потерял нечто важное и лишь теперь понимаешь, как это «нечто» много для тебя значило. Потом я прикладываю ладонь, забираю из груди вопли совести или пики боли, и человек открывает глаза – он продолжает жить, но жить в руинах собственной глупости. В пустыне собственного одиночества. Я помогаю им начать все заново. Но понимаете, что самое смешное: люди – идиоты, и они вновь и вновь повторяют свои ошибки. Не возводят новые стены, а продолжают топтаться на обломках своих надежд и стремлений, добавляя в эту гору новые свершения, у которых нет будущего. А я их лечу. Опять и опять.

Бессмыслица. Невероятно глупая способность: забирать боль у тех, кто за эту боль держится, кто стремится к новой боли.

Я встаю, заправляю кровать и подхожу к зеркалу. Расчесываю волосы медленно и сосредоточенно, считая это одним из тех занятий, что отвлекают от того, что творится за окном, и внезапно становлюсь похожей на обычного человека. Правда, это иллюзия, конечно.

Я далеко не обычный человек. И проблемы у меня не человеческие.

Я спускаюсь вниз. Мамы уже нет. Она рано уходит. Наверное, специально убегает, чтобы я не перенимала ее чувств. По утрам жизнь часто кажется невыносимой. Ночью ты готов свернуть горы, а с рассветом хочешь слиться с пылью.

Послезавтра Йоль – день зимнего солнцестояния. Мне опять придется запереть себя в ванной комнате, а матери вновь придется не вставать с постели. Но мы привыкли.

Мне хочется прогуляться, хотя я прекрасно понимаю, во что это может вылиться. Но сидеть дома невыносимо. Когда-то я уже пыталась запереть себя, замуровать в коттедже, как в тюрьме, лишь бы не встречаться с людьми и не испытывать их чувства. Но потом до меня дошло, что из дома выходить нужно, иначе я окончательно сойду с ума.

Я натягиваю куртку и выхожу из дома, не поднимая глаз. Я привыкла смотреть на носки кроссовок и считать шаги: это отвлекает от происходящего вокруг.