Читать книгу "Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский"

к лошади, чтобы показать старшим офицерам. Может, награду выклянчить. А потом повесить труп на том берегу, на виду, тоже ногами кверху и непременно голым. Когда Рыцарь Божий шёл драться с хамами у брода, он думал, что и его ждёт такая участь. Мелькнула такая мысль, ну а чего ещё ждать от взбесившегося быдла, которое даже Бога отринуло? Неужели уважения к мёртвым господам?

Волкова, хоть он и смертельно устал, но злоба стала заливать его, при этом добавляя ему новых сил.

— Всё, уходим, — командовал он.

Раненых относили к дороге, там уже телега приехала. Всего живых набралось десять. Десять! От роты в двести с лишним человек! Нет, тут было что-то не так. Глядя на остатки одной из своих рот, которые уместились в одной большой обозной телеге, он раздражался ещё больше.

Шёл так, чтобы телегу эту не видеть, и свернул к реке, к броду, чтобы хоть Увальня найти. Нет. Александра Гроссшвюлле на песке они не нашли, вообще ни одного мёртвого на берегу не было. Та рота хамов, что терзала Рене, забрала всех мёртвых с собой. Зато на той стороне были арбалетчики и аркебузиры, они стали стрелять по фонарям. Полетели пули и болты. Максимилиан велел тушить фонари, хотел уже приказать стрелкам, чтобы запалили фитили и ответили, но кавалер вдруг почувствовал себя не очень хорошо, он устал за этот день, так устал, что даже злиться больше не мог. Бертье, Увалень, целая рота его людей, Гренер-старший, ушедший на тот берег со своими кавалеристами. Всех их больше не было.

— Нет, не будем стрелять… Уходим.

Солдаты и рады были, потянулись наверх, от реки к дороге. Туда, где вовсю в темноте стучали топоры. И последним шёл их командир, уставший человек в дорогом доспехе и с топором в руках.

Ничего не кончилось, ночь была ничем не легче дня. Когда они подходили к лагерю, им навстречу вышел, да нет, выбежал ротмистр Вилли с небольшой лампой в руке.

— Телега с ранеными приехала, я понял, что вы идёте, — было видно, что Вилли взволнован.

— Говорите, — сухо сказал полковник.

— Те возницы, которые нанимались со своими телегами, уйти желают, — сразу выпалил молодой ротмистр.

— Что? Куда ещё уйти? — не понял Волков.

— Сбрасывают поклажу наземь, хотят уезжать, говорят, что завтра мужики у них всё поотнимут. А им их телеги и лошади, говорят, дороги.

— А Рене где, он, что, этого не видит?

— Он их уговаривает не уезжать.

— Что? — Волкова снова стала разбирать злость. Как хорошо она придавала ему сил. — Уговаривает?

— Да, а ещё…

— Ну? — он поднял и положил топор на плечо.

— Люди из первой роты, корпорация из Левенгринка, их человек двадцать… Их корпорал говорит, что они тоже уходят, — продолжал Вилли всё так же взволнованно. — Они…

— Ротмистр Вилли, — перебил его кавалер.

— Да, господин полковник.

— Люди ваши надёжны?

— Мои люди? А, ну… Они же, кроме тех, что недавно набраны, все на вашей земле живут, дома там у них, семьи. Преданны вам, не в одном деле с вами были.

— Где они?

— Вдоль реки частокол ставят, окапывают…

— Бегом за ними, а потом ко мне, — сказал Волков и пошёл, — пятьдесят человек с парой сержантов, и пусть сразу фитили запаливают.

— Будет исполнено, — отвечал молодой ротмистр, тут же скрываясь в темноте.

А Волков, проклиная своего родственника Рене, пошёл в лагерь.

«Ну что за офицер, ни на минуту нельзя оставить!»

Лагерь уже начинает походить на лагерь: костры, котлы на них, запах пищи, кое-кто палатки уже поставил, всё вокруг заставлено телегами и возами, лошади выпряжены. В одном месте много факелов и фонарей. Волков сразу направляется туда.

Тут к нему подбегает новый ротмистр Мальмериг:

— Господин полковник, там возницы запрягают лошадей, провизию с телег скидывают… Слушать ничего не хотят.

— Где они?

Мальмериг его ведёт чуть в сторону, к северному участку частокола, там несколько человек и вправду впрягают своих лошадей, ещё некоторые скидывают мешки с провизией, палатки из своих телег.

— Куда собрались? — орёт Волков.

Мужички оборачиваются, смотрят на него, на Мальмерига, на Максимилиана. Смотрят и молчат, почти все дело своё приостановили.

— Я спросил, куда собрались? Кто старший, кто говорить будет?

Возницы переглядываются, наконец сам по себе определяется старший из них:

— Господин… Это… Телеги-то наши.

— И лошади наши, мы нанятые, — кричит из-за его спины ещё один.

— И что?

— Ну так это… Завтра, солдаты говорят, сюда хамы придут…, — объясняет старший.

— Лошадок наших заберут, телеги заберут, — орёт второй.

— Ещё и нас резать надумают, с них станется, — вмешивается в разговор третий.

— В общем, мы решили в Бад-Тельц податься, там вас ждать будем.

Волков даже и секунды не думает:

— Распрягайте лошадей. Никто никуда не едет. На дороге мои разъезды, если кого из вас приволокут, так буду считать дезертирами. Дезертиров я вешаю.

Больше он этим людям ничего и не собирался говорить, для них и этого было достаточно, повернулся и пошёл туда, где горело больше всего фонарей и факелов.

А там собралось не менее пяти десятков человек, все галдят, друг друга пытаются перекричать. Рене что-то говорит, но его не слушают, солдаты его обступили. И что хуже всего, там не только солдаты первой роты.

Волков бесцеремонно расталкивает всех, пробираясь к Рене, хватает того за руку, оттаскивает чуть в сторону.

— Господи, Мария, матерь Божия, как хорошо, что вы появились, — Рене, болван, ещё и крестится у всех солдат на виду.

Кавалер не удостаивает родственника ответом, поворачивается к солдатам:

— Кто старший?

— Ну я, — отвечает один из солдат.

— А имя и звание у тебя есть?

— Корпорал Левенгринской воинской корпорации Рудольф.

— И какого дьявола ты и твои люди не работают, корпорал Рудольф? Или вы, может быть, господа благородные, может, за вас другие должны частокол вокруг лагеря ставить?

— Без толку всё это! — кричит один из солдат, он совсем недалеко, он орёт почти из-за спины своего корпорала. — Завтра придут две тысячи мужиков, сметут нас, как вторую роту!

Эти крикуны хуже всего, больше всех страха на других нагоняют. Самим страшно так, что на визг срываются, так ещё и других своим визгом пугают.

Волков делает шаг и без предупреждения, почти без замаха бьёт крикуна в челюсть, бьёт сильно, бьёт, не снимая латной перчатки.

Тот, роняя свой годендаг на землю, пошатнулся, пытаясь устоять, заплёл себе ноги, словно сильно пьяный, но не устоял. Уселся на землю. Волков же краем глаза следил за остальными солдатами, может, кто осмелится вступиться за крикуна. Но никто не вступился, все понимали, что полковник прав. Спрашивал