Читать книгу "Ночной сторож - Арнольд Львович Каштанов"

и будка дежурного у ворот были неизбежного желтого цвета. Проверяя тормоза, с разгону остановился на выезде из парка самосвал, все в нем заскрежетало. Худой и сутулый мужчина в замасленной спецовке заглядывал под радиатор, широколицый водитель в кабине возвел к небу глаза с видом ангельского долготерпения.

— Здорово, Ефимыч, — сказал мужчине Коля.

Тот искоса взглянул и велел водителю: «Включи подфарники». Водитель демонстративно вздохнул, щелкнул выключателем и, невольно переменив таким образом позу, снова стал смотреть на небо, безмолвно призывая его в свидетели. За темным окном будки маячил золотистый шиньон, он откинулся назад, немолодая скуластая женщина повела глазами по сторонам и увидела Колю. Наконец хоть кто-то его узнал. Не ей ли доставал Коля запчасти?

— Вы идите к главному инженеру, — сказал Коля. — Я вас догоню.

— Без вас я заходить не буду, — сказала она.

По темному учрежденческому коридору сновали люди, в конце его у окна курили и спорили водители, доказывали что-то механику, он куда-то их повел, по пути безобразно пялил глаза. На фанерном щите висели машинописные приказы, кто-то уходил в отпуск, кого-то назначили И. О., кого-то переводили из водителей в слесари с окладом 110 рублей. Появился Коля:

— Приказы. Это вы правильно. Та-ак… Переводят в слесари водителя Полещука. Не с той ли он машины, где рама треснула? Раз наказывают, значит, их вина, имейте ввиду.

Главный инженер отправил их к механику. Тот избегал смотреть в глаза, видимо, компенсируя этим свой взгляд в коридоре. Поговорили про город, механик спросил, как устроились, Коля рассказал про гостиницу, механик кивнул: мол, не вовремя вы сюда, товарищи дорогие, явились. Не удержался, выразил-таки эмоцию. Они для него — что следователи, даже если невиновен, лучше прожить без них. Помня про его взгляд, спросила как могла очаровательнее:

— А вы не поможете нам с гостиницей?

— Нет, — сказал он, избытком холодности давая понять, что взгляд в коридоре ничего не значил и что человек он серьезный и очень занятой. Она это и так видела.

Оказалось, что трещину на раме обнаружили в совхозе, машину еще не пригнали, только завтра-послезавтра можно будет ее осмотреть.

— Так что пока можете отдохнуть, — посоветовал механик.

— Отчего же это рама у вас треснула? — спросил Коля, напирая на «у вас».

— Вам лучше знать, вы ее делали, — ответил механик и еще суровее изобразил занятость.

Коля стал ласково объяснять, что виноват не завод, а автобаза. Это было уж слишком не к месту даже для Коли, и механик заметил, что ей стыдно за него.

Вот тогда, а не раньше, надо было попросить его о гостинице.

— И, пожалуйста, пусть нам покажут все путевые листы с начала эксплуатации, — сурово сказал Коля. Механик так же сурово ответил:

— Пожалуйста! Что еще?

Он был невысоким и коренастым. Сказать, что шеи у него не имелось, было бы преуменьшением: все же белая полоска воротничка, перехваченного капроновым галстуком, находилась ниже подбородка и выше плеч.

— Пока все, — сказал ему Коля. — Мария Борисовна, посмотрите путевые листы, пока я освобожусь.

Так он стал ее начальником.

На сцене ленуголка за рядами пустых стульев был стол для пинг-понга, заваленный подшивками газет, на них еще навалили десяток пухлых скоросшивателей с путевыми листами. Работа была несложной: выискивать документы нужной машины и смотреть, какие записаны маршруты и грузы. Коля появился на минуту, сказал:

— Я поехал утрясать с гостиницей. Как закончите приезжайте. Буду ждать вас там.

На обеде они сегодня сэкономили.

Путевые листы заполнялись небрежно, на сцене было темно, фамилия водителя, действительно, оказалась Полещук, как и предсказывал Коля. Возил Полещук овощи, контейнерные грузы, кирпич — что придется. Все лето возил со станции на завод оборудование. А за шестнадцатое и семнадцатое июля в путевых листах был отмечен вес в двенадцать тонн, ай-яй-яй, товарищ Полещук, как нехорошо, это выше положенной грузоподъемности, этого достаточно, чтобы отклонить рекламацию. Шубина с заданием справилась, завтра они составят акт и уедут, тонизирующих ощущений с нее достаточно.

В гостинице Коли не оказалось, женщина за администраторским барьерчиком ничего о нем не знала, согласилась передать, если он появится, что Шубина в ресторане. Очень хотелось есть, но нужно было позвонить бабушке, пока не уложили Маринку спать. На почте оказался телефон.

— Здравствуй, Машенька! — закричала бабушка. — Откуда ты говоришь?

— Из Богатова.

— А я думала, ты уже вернулась! У нас все хорошо, Машенька, дедушка кормит Маринку на кухне! Погоди!.. Маринка, хочешь с мамой поговорить? Мариночка!

— У меня только три монеты, — предупредила Маша.

— Маринка, ну!.. Не хочет! Привет тебе передает! Дед забрал ее из садика, на ужин кашку рисовую сварил, ты ж знаешь, как он ее кормит! Я на это смотреть не могу, ухожу из кухни! По-моему, лучше недокормить, чем перекормить! Весь рот ей перемажет, фу, и только зря мучает ребенка! Дали вот ей посмотреть «Спокойной ночи, малыши»…

Загорелась надпись на таксофоне, Маша сказала:

— Осталось тридцать секунд, бабушка.

— Все нормально у нас, Машенька, не волнуйся, — заторопилась бабушка. — У нас тут гости, чай пьем, скоро начнем укладывать Мариночку, дед ей ножки вымоет перед сном… Может быть, искупать ее, как ты думаешь?

Автомат отключился, Маша не стала разменивать монеты, чтобы ответить на вопрос.

Было еще светло, но фонари уже зажгли, и они висели сине-белыми застывшими каплями в молочном небе. Пустой и тихой показалась площадь, деревья в сквере на другой стороне сгустились в единую темную массу, пахло флоксами, становилось прохладно. Странное чувство для человека, родившегося в крупном городе: приезжая в такие вот маленькие города, чувствуешь, будто возвращаешься домой.

В небольшом ресторане вкусно пахло пряным жареным мясом, табаком и вином. В дальнем углу стояла радиола, сладко и молитвенно звучал на грампластинке ансамбль теноров, заглушаемый ресторанным гулом. Маша выбрала столик поближе к двери и села к ней лицом, чтобы не проглядеть Колю.

За соседним столиком пили водку мужчины.

Они громко спорили, и кто-то из них — лучше было не смотреть в их сторону, чтобы не показать, что слышишь сквернословие, — судя по голосу, молодой парень, пытался, явно имея в виду соседство, унять приятелей: «Кончайте ругаться, женщины здесь, кончай же, ну ё-моё, кончайте, ребята». Напротив сидел за отдельным столиком парень лет двадцати в шелковой рубашке и ярком галстуке, без пиджака. Откинувшись на спинку кресла, он время от времени лениво отхлебывал из фужера