Читать книгу "Жрица - Анастасия Верес"

спрашивает он и, сдернув с моей головы мешок, мерзко шепчет в ухо: — Таких тварей, как ты, нужно сжигать, так что я достаточно милосерден.

Мне с трудом удается отклониться от него. Противно до тошноты.

— Я не знаю, за кого ты меня принимаешь, — хрипло произношу я, пытаясь пересилить боль и отвращение, — но ты ошибся. Я просто иду на Запад.

— Просто идешь на Запад? — Угроза в его голосе становится более очевидной, а с завязанными глазами я все еще не могу видеть хааса. — Из-за тебя, дряни, сгорела заживо семья. Ты сама заколола женщину в святом круге. Я шел за тобой не один день. Я знаю, кто ты. Знаю, что, пока твои руки связаны, а глаза закрыты, ты беспомощна и никого не сможешь проклясть, демон.

Я ничего не отвечаю на это. Демон так демон. Проклятья — вещь относительная.

— Я просто иду на Запад, там…

— Ты меня не обманешь, гадина. Думаешь, твое личико и жалостливые речи подействуют? Не в этот раз. — Он хватает меня за локоть и тянет за собой, приходится изловчиться, чтобы не упасть, толкает в плечи, спиной я чувствую ствол дерева. Охотник, не пытаясь быть аккуратным, зло развязывает мои натертые до крови руки, заводит их за дерево и снова обматывает запястья цепью. В его тяжелом дыхании мне чудится то ли опасность, то ли опасение — сложно распознать.

Я сползаю вниз по стволу, едва он отпускает мои руки, разжимаю кулак, разворачиваю ладонь, слушаю ветер. Вокруг ни голосов, ни шума механизмов, только звуки природы. Если и удастся сбежать, на лошади он легко и быстро найдет меня снова, а попросить убежища поблизости не у кого.

Без мешка намного проще дышать, и мой нос улавливает запах цветущего кромула: ядовитые воздушные семена и обжигающие листья. Животные держатся подальше от таких растений. Неспроста охотник выбрал это место для ночи. Хаас в некотором роде животное, но терпит кромул поблизости, а на планете не так много лугов, заросших ядовитой травой. Так зачем он привел нас сюда?

Вот же вляпалась…

Боль во всем теле не слишком меня заботит, как и жажда или голод. Пройдет. Гораздо важнее понять, зачем я охотнику, и распрощаться с ним как можно скорее. Но пусть сам начнет говорить. Мне нечего бояться, сразу не убил — не убьет и теперь, если не провоцировать. Есть подозрения, не сорвись я в бега, могла бы отговориться, прикинуться странствующей безродной. Волк хоть и говорит да делает уверенно, но ветер за версту разносит его сомнения.

— Бросил мою сумку? — спрашиваю я, в общем-то догадываясь о ее судьбе.

— Приберег, не волнуйся, — ядовито бормочет охотник, с хрустом ломая ветки для костра. Что ж, немного жаль куртки и карты, что была в кармане, а остальное не страшно потерять. И коня, коня очень жаль.

Он разжигает костер, высекая искры, громко жует сухари, встряхивает одеяла — судя по всему, раскладывается на ночлег и будет спать явно не на голой земле, как я. Еще раз пропускаю ветер сквозь пальцы, но нет, ничего не меняется, и даже лес постепенно затихает. Мне бы зверя дикого, сильного и большого, как охотник, может, и ушла бы, а так и надеяться бессмысленно.

По шагам слышу подошедшего охотника, по движению воздуха понимаю, что он присаживается рядом. Молчит, видимо смотрит на меня. Мне должно просить помощи и плакать, как и любой напуганной женщине, но он уже не поверит, а потому я не трачу силы. Даже головы не поворачиваю.

Я снова прислушиваюсь к ветру, пытаясь понять, где оказалась. Он увез меня южнее моей дороги, вглубь леса, подальше от реки. В нескольких днях пути отсюда поднимаются горы и редеют деревья, там другие звуки, и воздух движется иначе. Вероятно, охотник ведет меня туда, а значит, у меня чуть меньше трех дней, чтобы сбежать. И кромул может помочь, если не убьет меня семенем.

Охотник хватает меня за шею, а к губам прикладывает жестяную флягу. В первый момент я даже не пугаюсь жестких пальцев, лишь радуюсь воде. Во рту у меня сухо, разбитые и растрескавшиеся губы щиплет от влаги, но не делаю глоток — он не станет меня поить просто так. Стискиваю зубы и стараюсь вывернуться. Пальцы на шее сжимаются еще сильнее, не давая крутить головой, но нежданно отпускают.

— Это просто вода, — снисходительно произносит он, пока я сплевываю все на землю. — Или ты в реке нахлебалась? Я могу тебя заставить.

— Подозрительная доброта, — сквозь подкатывающую тошноту бормочу я. Но в какой-то степени он прав. Со связанными за деревом руками и глазами, закрытыми повязкой, я не могу сопротивляться, и принудить меня проще простого.

— Я гонялся за тобой не для того, чтобы ты издохла от жажды. Пей.

— Нет.

— Больше предлагать не буду, — лениво соглашается охотник и, наконец, отходит.

Я тихо облегченно выдыхаю. Не знаю, как хаас выглядит, но злостью от него веет так, что дышать трудно. Пока охотник двигается и готовит себе поесть, пока возится с лошадью и костром, я еще нахожу силы слушать, думать и опасаться, но стоит ему затихнуть, как усталость и боль одолевают меня. Я подтягиваю одно колено к груди и, неудобно скрючившись, кладу голову на него. Опускаю веки и почти сразу, впрочем, привычно, проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь снова от ощущения беды. Это теперь каждую ночь будет? В очередной раз расправляю ладонь, чтобы услышать ветер, и вздрагиваю. Резко поднимаю голову. В мою сторону движется полчище огромных крыс, и это пострашнее охотника.

Без обид, хаас, но каждый сам за себя.

Я тянусь к растертому запястью, с трудом сдерживаясь, чтобы не зашипеть, и расцарапываю подсохшие ссадины. Размазываю выступившую кровь по подушечкам и кладу мизинец одной руки на указательный другой, безымянный на средний, средний на безымянный и указательный на мизинец. Приходится наклониться вперед и основательно вывернуться в плечах. Хорошо хоть дерево молодое, довольно тонкое.

Воздух медленно начинает двигаться по кругу.

Давай, ветер, поднимай спящий кромул.

Это не вихрь, для вихря слишком мала жертва, но достаточно, чтобы семена разлетелись и отпугнули крыс. Главное не вдохнуть. Я не могу разъединить пальцы, не могу понять, повернуло ли полчище в другую сторону. Нос начинает раздражать пыль, и каждый вдох может принести отраву. Ветер шумит, шевелит траву, кусты и низкие деревья, а я напряженно жду разрывающего уши крысиного писка.

Меня хватают за голову грубые горячие пальцы. Дергаюсь от неожиданности, но я все еще привязана к дереву, деваться некуда. Охотник стягивает мою повязку