Читать книгу "Девушка, мент и бандит - Борис Седов"

- Лина, я тебя люблю. Ты знаешь об этом?

- Знаю, - ответила я, чувствуя, как у меня подгибаются ноги - Максим, я сегодня приду к тебе. Вы играете в "Буги-Вуги"?

- Ну а где же еще? Сегодня ведь четверг, значит - в "Буги-Вуги".

- Вот и хорошо. Отправляйся, а я через часок тоже подтянусь.

- Гут!

Максим еще раз чмокнул меня в нос и решительно направился в прихожую. Я, как хвостик, пошла за ним и, когда он, отрыв дверь на лестницу, обернулся, сделала ему ручкой. Максим подмигнул мне и, выйдя на площадку, захлопнул за собой дверь.

Я услышала, как по подъезду пронеслось гулкое эхо, потом раздались быстрые шаги Максима, который вприпрыжку сбегал по ступеням, потом все стихло, и я осталась одна.

"Но это ненадолго", - сказала я себе.

Сейчас я, не торопясь, переоденусь, а потом, тоже не торопясь, пойду в "Буги-Вуги". И приду туда как раз в тот момент, когда они начнут играть. Зазвучат первые ноты, и я появлюсь на пороге зала, как преображенная Золушка на балу…

Я повернулась к большому старинному зеркалу, висевшему в прихожей и, посмотрев в него, встряхнула своими густыми рыжими кудрями.

* * *

Акулина Голубицкая-Гессер начищала перышки перед посещением клуба "Буги-Вуги", в котором в этот вечер выступал чемпион ее сердца Максим Троицкий.

Почему родители Акулины дали ей это странное имя - история умалчивает. Самой Лине добиться от них вразумительного ответа не удалось. Поэтому она пришла к выводу, что тут либо кроется какая-то сильно засекреченная фамильная тайна, либо предков слегка занесло, а потом, если они и одумались, то уже привыкли и решили ничего не менять. А поскольку все имена сокращаются, Акулину сократили до Лины, и так оно и осталось.

Итак, Лина вертелась перед зеркалом, и негромко напевала на мотив "Люди гибнут за металл":

- Свет мой, зеркальце, скажи, мне скажи! Ты всю правду расскажи, расскажи!

Зеркало презрительно молчало, и вообще - Лина подозревала, что за долгую жизнь этого тяжелого, потемневшего старинного стекла в два пальца толщиной перед ним вертелось не одно поколение красавиц, и среди прочих - ее прабабка Елизавета Оттовна Гессер.

Портрет прабабки Елизаветы висел слева от зеркала, и было ей на этом портрете года двадцать три - двадцать четыре. Холст потемнел, слой старого лака давно потрескался, но было ясно, что молодая Елизавета Гессер косила министров и прочих статских советников не хуже черной чумы.

На этом портрете просматривалось такое фамильное сходство, выстрелившее через три поколения, что один из многочисленных претендентов на обладание нежным сердцем Лины, будучи милостиво допущен к ней с визитом, увидел картину и, приняв ее за стилизованный под старину портрет Лины, восхищенно сказал:

- Прекрасный портрет. Я имею в виду и тебя, и, конечно, стиль исполнителя. Удивительное мастерство. Принял бы за должное, увидев эту картину, например, в Третьяковке или Русском музее. Хотя, конечно же, при современных технологиях состарить холст почти ничего не стоит. Но все равно, я думаю, штук на пять баксов потянет.

Лина тогда раздраженно ответила: - Это моя прабабка по материнской линии. А ты - хам и дурак, потому что думаешь о деньгах в моем присутствии. Поэтому - пошел вон отсюда.

Она любезно и широко отворила перед оторопевшим визитером входную дверь и совсем не по-дворянски напутствовала его:

- Давай, давай, вали откуда пришел.

Визитер удалился, и его надежды на прекрасное тело Лины, а также на ее шикарную квартиру в сто пятьдесят метров, которая располагалась в бельэтаже на Малой Монетной, растаяли, как мороженое за пазухой уснувшего на солнцепеке алкоголика.

* * *

Лина повертелась перед зеркалом еще немного и наконец, когда, по ее мнению, некий идеал был достигнут, удовлетворенно кивнула своему отражению.

После этого она схватила со стола сумочку и пачку сигарет, которую, уходя на репетицию, забыл Максим, и, напевая "Девушку из Опанимы", направилась в прихожую. Выйдя на лестницу, Лина захлопнула за собой дверь, отчего по просторному подъезду снова разлетелось долгое эхо, и легко поскакала вниз по широкой дореволюционной лестнице. В неярко освещенном подъезде было прохладно, но когда Лина вышла на улицу, то почувствовала, что от разогретого за день асфальта пышет жаром, как будто асфальт только что уложила и раскатала бригада дорожных рабочих. Солнце опускалось за дома, и на Малую Монетную упала тень.

Повернув за угол, Лина пошла в сторону Каменноострвеского проспекта.

До клуба "Буги-Вуги", в котором сегодня выступал Максим со своей группой, идти было недалеко, всего минут десять - пятнадцать, и Лина не торопясь шагала по мягкому асфальту, делая ногу от бедра и держа голову высоко и слегка надменно.

Она шла по освещенной солнцем улице и думала о том, как ей повезло в жизни, о том, какая она счастливая, о предстоящей свадьбе, хотя и без всякой свадьбы жизнь с Максимом виделась ей верхом блаженства. А потом, когда родится ребенок…

Лина хотела, чтобы у них с Максимом были дети.

Она очень хотела этого, и ей было все равно - родится мальчик или девочка. И то и другое представлялось Лине великим счастьем. Если будет мальчик - пусть он станет музыкантом, как Максим, а если девочка - Лина воспитает ее так, чтобы потом она принесла радость и счастье какому-то еще не родившемуся мужчине.

Такому же достойному, как Максим.

Часть первая

НИКТО НЕ ХОТЕЛ УМИРАТЬ

Глава первая

НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В МУЗЫКАНТА

В клубе было сумрачно и прохладно. Лина, как всегда, устроилась за боковым столиком, который находился в тени и из-за которого было удобно незамеченной для большинства посетителей клуба наблюдать за музыкантами. Лина не любила излишнего внимания к своей - пусть даже и совершенной - персоне.

Заметив ее, Максим приветливо махнул рукой и снова повернулся к басисту, которому объяснял какую-то музыкальную хитрость. Басист внимательно выслушал Максима, затем профессионально сыграл несколько толстых и быстрых нот, и Максим удовлетворенно кивнул:

- Во-во, именно так.

До начала музыки оставалось всего лишь несколько минут, и Лина оглядела зал.

Все было как обычно: в зале было в меру накурено, половина столиков не заняты, но это ненадолго. Обычно на выступлениях Максима свободных мест не бывало. Некоторые фанаты специально приезжали на выступление из других городов. Это льстило Лине и утверждало ее во мнении, что Максим музыкант незаурядный, как, впрочем, и весь его состав.

Состав… Это странное слово всегда смешило Лину, потому что она представляла себе паровоз, пускающий уютные клубы дыма, а за ним послушную череду зеленых вагончиков. Паровоз давал свисток, энергично шевелил железными локтями, и состав начинал катиться все быстрее и быстрее…