Читать книгу "Отверженные - Лаванда Риз"

Исход и Одичалые условно поделили остров пополам.

Общество разделилось по нескольким причинам – фанатичная приверженность своим лидерам, вероисповедание и кастовая принадлежность ещё с материковых времён. С годами, вражда между этими двумя колониями, к сожалению, лишь нарастала.

Теперь убить чужака, забредшего на твою территорию – стало законом. Если тебе не удалось унести ноги с чужой половины острова – ты труп. Никаких дружеских визитов или обмена, полнейшая непримиримость и ярость.

Создавалось такое впечатление, что поселенцам острова Энд было жизненно необходимо иметь объект врага, как смысл своей жизни. Люди стали самыми страшными животными на этом острове, главными хищниками.

  Изначально среди самых первых заключённых в равной степени пребывали, как мужчины, так и женщины, по какой-то причине их не стерилизовали,  поэтому со временем у островитян стало появляться потомство. Размножаться и строить семьи в таких жутких условиях им почему-то никто не запрещал, может наблюдатели так развлекались. Но плотность населения постоянно уравновешивалась воинственностью, приводившей к множественным жертвам и трагедиям.

А ещё не каждый год на вечно продуваемых ветром полях вызревал скудный урожай зерна, способный насытить каждое брюхо хлебом. И не всегда предводителю удавалось обеспечить порядок в своей колонии, поэтому процент глупых смертей от рук своих имел завидную стабильность. 

Но несмотря на этот жёсткий природный отбор, вносящий свою беспощадную лепту, люди всё же как-то умудрялись выживать как с одной, так и с другой стороны.

   Как мне удалось выяснить – мои предки по отцовской линии были осуждены за насилие, а по материнской за мошенничество. Наследственность ещё та! Но то были пра-пра, вопрос в чём была вина их детей?! Ни в чём. Они стали чем-то вроде побочного нежелательного эффекта.  Потомкам заключённых не позволялось покидать остров.

Так что даже если на мне и не значилось никакой вины – общество заранее отказалось признавать моё существование из-за генетической цепочки, связывающей меня с моими незаконопослушными предками.

Поэтому мы словно жили в ином мире, заброшенные, со своими правилами игры. Тем более что большой мир за океаном канул в неизвестность.

   Моя мама погибла, так мне сказали. Я тогда была ещё слишком маленькой, чтобы помнить, в моей памяти даже не отложился её образ. Но подозреваю, что там не обошлось без тяжелой отцовской руки. Отец был очень ревнив, нашу мачеху, к примеру, он колотил и по поводу и без. Слишком уж много было в нём ярости и отчаянья, которое он привык на ком-то срывать. Чаще это были мои братья, но больше всех, как старшему, доставалось Ронану. Сын своего отца просто не мог вырасти иным. Когда отец входил в раж – меня прятали, позже я стала убегать сама. Но как однажды выразился ещё один мой брат – Улис, любитель острого словца: «На такого ангелочка даже у создателя не поднимется рука». Так они меня потом и прозвали - ангелочек.

   Извлекши из памяти обрывки своей культуры, люди на острове, даже через поколения, помимо своей воли, пытались сохранить и развить то, что было дорого сердцу их предков. Отсюда самодельные музыкальные инструменты и извлекаемая из них музыка, любовь к песням, легендам, рисованию и религии.

Вот чего-чего, а веры нашим поселенцам было не занимать!

У  нас в Исходе даже сохранилась старая церковь в одном из уцелевших бараков. Меня научили читать, писать и считать, и я выучила наизусть все песни и молитвы, которые мне только доводилось слышать. Петь у нас умели все, независимо от таланта. Кто-то напевал себе под нос, кто-то громко в голос, женщины пели за работой, мужчины в моменты скуки. И чаще всего это были грустные напевы, полные ностальгии, но за чем именно – мы уже даже и сами не знали.

Мы выросли на сказках об отрёкшихся – так мы называли людей на материках за океаном. Они бросили нас здесь, хотя к преступлениям их мира мы уже никак не относились. Я всегда с интересом слушала эти истории. Для ребёнка выросшего у костра, рассказы об электричестве вызывали потрясение. Трудно было без недоверия относиться к тому, что там люди общаются друг с другом на огромном расстоянии через какие-то коммуникации, что люди перемещаются по воздуху в машинах, а пищу можно приобрести в магазинах, вместо того, чтобы бегать за ней по лесу.

Ну это же самые настоящие небылицы! Наш мир был другим.

Мы боролись, боремся и будем бороться за своё существование.

Мы не отбросы, по крайней мере, не все из нас.

Мы умеем чувствовать и созерцать.

Наши матери до сих пор поют колыбельные своим детям, а молодежь продолжает влюбляться. Невзирая на жестокость условий и загрубелость душ, и на уже совершенно иную мораль.

Моё родное поселение Исхода, где в основном обитали только женщины, дети и старики, находилось ближе к скалам, и к нему невозможно было подступиться с тыла. Наши мужчины, окопавшись на передовой, посменно охраняли периметр – это была их основная забота и обязанность. Оберегать нас, поля и стадо от вражеских набегов и их лазутчиков.

А вот женская работа заключалась в гораздо большем разнообразии – сеять, убирать урожай, заготавливать, ухаживать за домашней скотиной и птицей, готовить пищу, чинить и шить одежду, присматривать за детьми и за ранеными. С одной стороны труд нелёгкий, но с другой - за мужскими спинами мы чувствовали себя в безопасности, несмотря на то, что стычки и нападения стали нормой. Одичалые часто голодали, почва на их половине острова была не самой плодородной, поэтому некоторые отчаявшиеся и безрассудные одичалые пытались разорить наши огороды.

Мужчины умели отбиваться и воевать. И самое странное – они любили это делать. Короткие передышки с жёнами и детьми или подругами, никакой домашней работы и снова на пост, сменяя товарищей. В пятнадцать мальчишек уже посвящали в воинов, и они с гордостью покидали своих матерей в Исходе.

Иногда случалось так, что кто-то из них возвращался в последний раз, завёрнутый в кусок окровавленной мешковины. Кому-то везло больше – всего лишь ранение. И тогда защитника выхаживали, как могли умелые женские руки.

Я как раз была среди тех, кто штопал и поднимал на ноги наших воинов, а так же справлялся с недугами прочих поселенцев. Но не все больные могли получить помощь с нашими-то примитивными возможностями и общими знаниями о внутренних органах и кровеносной системе. Против серьёзных повреждений и некоторых болезней мы были конечно же бессильны. Ни должных навыков, ни медикаментов – только скудный опыт и природные средства под рукой. Приходилось экспериментировать на страх и риск больного, поэтому иногда нам позволяли упражняться на пленных.

На правах сестры предводителя Исхода, я чаще всего делала вылазки к границе и даже за её пределы в поисках растений, красной глины или горной смолы. И каждый раз Ронан посылал со мной небольшой отряд.

На этот раз мне тоже не помешало бы сопровождение, поэтому с самого утра я направилась к «вышке». Так мы называли командный форт-пост, где можно было застать Ронана и его помощников, пожаловаться или попросить помощи. Форт-пост располагался довольно далеко от основного поселения, и состоял из укреплённых блиндажей, смотровой вышки и «стены».