Читать книгу "Странная птица. Мертвые астронавты - Джефф Вандермеер"

Но теперь три темнокрылых монстра, что дрейфовали еще выше ее самой, окружили Птицу с двух сторон. Перья на концах их широких крыльев напоминали длинные пальцы, но на голове никакого оперения не было вовсе, и из окантовок серой сморщенной плоти на нее взирали кроваво-красные глаза.

Какое-то время они, вольготно влекомые ветром, летели беззвучно, и Странной Птице даже нравилась компания этих крылатых. Но вот забили тревогу тонкие чувства, отозвались неприятным покалыванием – темнокрылые компаньоны прощупывали границы ее разума, изучали те защитные барьеры, что воздвигли внутри нее ученые. Барьеры, о существовании коих Странная Птица даже не подозревала, вступили в игру, оставив лишь один просвет для ее сознания и окружив все остальное неприступной редутной стеной.

Происхождение?

Цель?

Пункт назначения?

Слова, возникшие буквально из ниоткуда, были помещены ей в голову темнокрылыми летунами. У нее не было ответа, но, приблизившись к ней, они открыли себя – и поскольку они были старше, они еще не чувствовали опасности, не уловили, как сложные механизмы в Странной Птице нарушили их собственные барьеры. Многое из того, что было в них нового (то есть полученного своею волей), возникло лишь с целью становления коммуникационной автономности – почти как у настоящих птиц.

А Странная Птица поняла, что темнокрылы не были птицами в строгом смысле слова – и, в отличие от нее, частично вовсе являлись неорганическими. С ужасом она поняла, что, подобно живым спутникам, они кружили вокруг Земли в течение огромного количества времени – столь многих лет, что она едва могла удержать цифру в голове. Она видела, что им было поручено наблюдать сверху и передавать информацию в страну, которая больше не существовала: приемная станция была разрушена давным-давно в ходе войны, что подошла к концу еще давнее.

В своей беззащитности, выполняя старые задачи, сохраняя данные до полного исхода, стирая какую-то их часть и записывая по новой, Странная Птица собирала картину ушедшего мира. Наблюдала, как города рушатся внутрь и разлетаются осколками наружу, взорванные в самом сердце, развороченные (разверстые – но разве это не одно и то же?) точно бутоны. И вот появилось нечто, следящее с вышины, в часы света яко в часы тьмы – беспристрастное и бессловесное, не склонное к осуждению… ибо кого осуждать? Как привести приговор во исполнение теперь, когда все виновные мертвы и похоронены? Но из всех этих свидетельств Странная Птица узнала, что Лаборатория, как ни странно, служила убежищем… только не для животных, которых там держали.

Темнокрылы не нуждались в пище. Их никогда не обуревала жажда. Они беспрерывно летали и беспрерывно сканировали землю под собой, и никогда их когти не сдирали с окуня чешую, никогда в клювы их не ложилась пища. Эта мысль вызвала у Странной Птицы почти человеческую тошноту.

– Мне освободить вас? – спросила она, в каком-то смысле желая освободить и целый мир, что был сокрыт в темнокрылах.

Ибо она понимала, что это возможно, что при верно подобранной директиве жестко заданные орбиты перестанут тяготить темнокрылов, и они научатся думать сами, и вернутся к истокам далеко внизу. Чем они займутся после – Птица не знала, но освобождение, думала она, наверняка принесет темнокрылам утешение.

Но запрос встревожил темнокрылов, запнулся о внутреннюю систему безопасности – и все трое испустили могучий крик, и прямо там, рядом с ней, взорвались пятнами черноты, которые, как она могла видеть, были миниатюрными версиями их бо́льших «я», и пятнышки рассеялись в разреженном воздухе. Темнокрылы исчезли, как будто их никогда и не было, а сердце Странной Птицы забилось быстрее, и она взлетела еще выше, будто могла убежать от того, что видела.

То ли через день, то ли через неделю пятнышки найдут друг друга и снова свяжутся вместе, скользнут в старый, знакомый узор – и снова три темнокрыла станут бороздить кожу мира, следуя невидимым морщинам на этой невидимой коже, выполняя приказы погибших давным-давно хозяев. Так они прослужат еще век-другой, эти живые мертвецы, пока то, что их питает, не состарится, пока органическая их часть не истлеет.

Но даже когда частицы разлетались по сторонам, влекомые порывами ветра, летуны-темнокрылы общались друг с другом. Странная Птица слышала разговоры их разобщенных целостностей, они делились собранной о ней информацией, говорили нечто наверняка лживое.

>> Анализ: ДНК птиц, homo sapiens, некоторых других наземных форм жизни. Гибрид нестабилен.

>> Миссия: в высшей степени неопределенная; несоответствие синаптической карты оригинальному дизайну: стопроцентная вероятность наведения помех.

>> Вывод: имеются неизвестные директивы; происхождение и намерения не ясны.

>> Предписание: не вступать в контакт к0н-такт 0-такт 0 0 0 0.

В сумерках она нашла насест на ржавом корпусе корабля, увязшего в пустыне полвека назад. Она очень устала. Печаль охватила ее, когда, дрейфуя в небесном просторе поверх пустыни, она стала замечать, что впереди – все меньше песка и все больше нагромождений ржавой электроники: древние рукотворные караваны легли ничком в дюнах и замерли навек.

Вместе с печалью пришло осознание собственного потенциального могущества – ведь она, Странная Птица, почти так же велика, как темнокрылы! Ее лапы когтисты; когти служат для того, чтобы резать, рвать, полосовать. Ее клюв остер и изогнут. Она не нуждалась в пище, как обычные птицы, ну или, во всяком случае, не нуждалась так же часто – и в этом подобна была темнокрылам.

По мере того, как давала о себе знать сокрытая до поры ночная жизнь, а ветер дул все медленнее, но становился притом сильнее в порывах, запах животного мускуса набирал мощь – а вместе с ним и дурной металлический привкус, побочный продукт вековой нечистоты. Странный птичий организм постоянно очищал себя от наваждений, от смертоносных частиц, что были еще меньше по размеру, чем слагаемые темнокрылов.

И столь же естественен, сколь вдох-выдох для легких, для сознания Странной Птицы был прилив-отлив истории окружающего ее мира – в мельчайших подробностях. Например, под кораблем, на который она уселась, были погребены и многие другие ему подобные – в море песка, что когда-то было морем соленой воды. Потенциальная глубина этого места едва ли умещалась в восприятии – воистину, мир умел ошеломлять.

В Птице пробуждались новые способности – такие, о каких она и не подозревала. Они то вспыхивали, то гасли, словно Лаборатория еще не закончила трудиться над ней. Если бы она попыталась, то смогла бы дотянуться до края мира, могла бы почувствовать пульсацию жизни во всех направлениях даже из-за заслона, даже сквозь страдания, даже на грани смерти – на самом ее краю.

Странная Птица попробовала заснуть, но сон ее был чуток и неглубок, потому что где-то внутри нее находился глаз – извечно бодрствующий, всегда открытый.

Первый сон

Во сне Странная Птица видит женщину с черными волосами и коричневой кожей, которая очищает кусок фрукта, яблоко, взятое из крытого сада, нарезает его и кладет кусочки в миску. Эту женщину она знает по Лаборатории, ее зовут Санджи. Женщина передает чашу другой женщине, очень похожей на Санджи, но выше и с более округлым лицом, сидящей на диване рядом с ней. Она каким-то образом знает, что подруга Санджи раньше тоже работала в Лаборатории, но ушла задолго до того, как Странная Птица сбежала сама.