Читать книгу "Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - Джон Уорд"

Плавание не отличалось ничем примечательным, если не считать одного тайфуна, прошедшего мимо нас на расстоянии не более десяти миль за кормой, и другого, вдоль которого мы шли восемнадцать миль, а также сильного шторма, прошедшего нам наперерез и заставившего корабль пугающим образом вращаться. Солдатам пришлось несладко, и они были рады, когда увидели берега Кореи и спокойные воды Японского моря.

В Гонконге многие, включая меня, сильно страдали от потницы, во многих случаях перераставшей в огромные горячие нарывы. Удивительно, как быстро эти вздутия стали проходить сами собой, как только мы оказались в прохладной чистой атмосфере побережья Японии.

Поскольку мы были первым контингентом союзных войск, прибывшим во Владивосток, к нашему прибытию тщательно подготовились. От маяка нас должны были сопровождать два японских эсминца, однако они так увлеклись изучением особенностей побережья, которые можно было бы использовать в будущем, что даже не вспомнили про нас, пока мы не вошли во внутреннюю гавань, где они как ни в чем не бывало спросили, кто мы и зачем прибыли. На следующий день, 3 августа, рано утром они вспомнили о том, что им было приказано, и сопроводили нас до причала мимо красиво украшенных по такому случаю военных кораблей стран-союзниц.

В 10 утра, чтобы встретить меня, на набережной собрались батальон чешских войск с оркестром, почетный караул с английского военного корабля «Саффолк» и его капитан контр-адмирал Р.Н. Пейн, британский консул мистер Ходжсон, председатель Земской управы, а также русские и союзные представители. Когда я спускался по трапу, чешский оркестр заиграл наш государственный гимн, и младший офицер на «Саффолке» поднял Юнион Джек, в то время как на набережной появились другие военные части, салютуя нам в знак приветствия. Вся сцена получилась красивой, интересной и весьма впечатляющей. Батальон сразу же сошел на берег и вслед за чешским оркестром в сопровождении наших доблестных моряков с «Саффолка» и огромной толпы людей прошел через весь город к месту парада напротив чешской штаб-квартиры, где были выстроены чешские, казачьи и русские войска, японские, американские и русские моряки, которые все (за исключением японских) подошли туда одновременно с нами. Контр-адмирал Пейн отдал честь командующим союзников, присутствовавшим здесь в полном составе.

Наши казармы находились за городом, в Гнилом углу. Они были очень грязными, с туалетными приспособлениями самого примитивного типа, хотя мне кажется, что местные британские власти потратили и время, и деньги, чтобы привести их в состояние, пригодное для жилья. Помещения для офицеров были не лучше: мне с моим штабом пришлось спать на очень грязном вонючем полу. Однако вскоре для старого усталого солдата и это показалось наслаждением.

Я принял участие в совещании Совета союзных командующих 5 августа. На этой встрече обсуждались многие вопросы высокой политики, но одна тема вызывала особенно пристальный интерес. Генерал Ди-терихс, командовавший чешскими войсками, представил доклад о военном положении на маньчжурском и уссурийском фронтах. Если ситуацию на маньчжурском фронте трудно было назвать хорошей, то положение дел на уссурийском фронте нельзя было описать иначе, чем критическое. И если помощь не будет оказана немедленно, командующий будет вынужден отступить, поскольку с такими малыми силами удержание любой позиции стоило ему огромного труда. Силы, сосредоточенные на уссурийском фронте, составляли 3 тысячи плохо вооруженных чехов и казаков. Бой, имевший место в тот день, когда я сошел с корабля, показал масштаб катастрофы и закончился поспешным отступлением на 12 миль в сторону разъезда Краевского. Силы союзников, теперь сократившиеся до 2 тысяч человек, не могли надеяться надолго сдержать объединенные войска большевиков, немцев и венгров, численностью от 18 до 20 тысяч человек. Большевицкий способ военной организации под названием «военные комитеты», определявший, какие приказы высшего командования выполнять, а какие отвергнуть, был упразднен и заменен дисциплиной немецких и австрийских офицеров, которые теперь взяли командование на себя. Дальнейшее отступление уссурийских отрядов повлекло бы за собой большие потери, как человеческие, так и материальные. Очередную позицию можно было бы расположить за Спасским, под защитой озера Ханка слева и леса справа. Если бы и ее не удалось удержать, то под угрозой оказался бы железнодорожный узел в Никольске, и возникала вероятность разрыва железнодорожного сообщения с силами, действовавшими вдоль Забайкальской железной дороги и в Иркутске. При таких обстоятельствах Совет решил, что ему не остается ничего иного, как просить представителей нашего военного ведомства незамедлительно отправить мой батальон на уссурийский фронт для оказания ему возможной помощи. Я, естественно, заметил, что мой батальон принадлежит к гарнизонным войскам и большая часть моих людей уже выполнила свой долг на других фронтах. К тому же несколькими неделями раньше, когда у меня было 250 солдат общей службы, волею верховного командования в Сингапуре их у меня забрали и распределили по другим частям для несения гарнизонной службы в Индии. Сначала я протестовал, но из Лондона меня осадили, так что теперь моя команда состояла из людей самой низкой категории. Тем не менее, сделав такое заявление, я сообщил Совету, что ввиду отчаянного положения, сложившегося на уссурийском фронте, я сделаю все, что в моих силах.

Около двух часов пополудни ко мне на квартиру пришел контр-адмирал Пейн, он показал расшифровку телеграммы, которую получил из военного ведомства. Телеграмма предоставляла старшему офицеру право принять решение о немедленной отправке половины моего батальона на фронт. По моему мнению, они могли бы набраться смелости и решить вопрос самостоятельно, не перекладывая это на плечи местного командующего. Однако, раз уж это легло на меня, я тут же отдал необходимые распоряжения. Той же ночью, 5 августа, мой отряд походным маршем прошел по Владивостоку на железнодорожный вокзал. Он состоял из 500 полностью экипированных пехотинцев и пулеметной команды из сорока трех человек с четырьмя тяжелыми пулеметами типа «Максим». Оставив своего заместителя майора Ф.Дж. Брауни ответственным за базу, я с полной выкладкой шагал со своими людьми. Четыре мили по разбитым грязным дорогам мы преодолели довольно быстро, однако многие очень устали, и под конец марша я обнаружил, что несу четыре винтовки, а другие офицеры помимо своих вещмешков несут чьи-то еще.

Поезд состоял из обычных безнадежного вида русских вагонов для скота, предназначавшихся для солдат и снабженных дощатыми полками для отдыха и сна. Командующему и его штабу был предоставлен грязный вагон второго класса, а хорошо освещенный вагон первого класса с восемью купе занял британский военный представитель, который ехал просто посмотреть достопримечательности. Добравшись на фронт, я обнаружил, что в распоряжении каждого младшего офицера, командующего дюжиной казаков, имеется вагон первого класса. Тем не менее я гордо поднял Юнион Джек над самым грязным и ветхим вагоном второго класса на линии, чтобы обозначить британскую штаб-квартиру. Впрочем, мы приехали по делу, а не ради удовольствия.

Еще до отъезда из Владивостока мне объяснили, что Никольск – узел, где встречались Маньчжурская и Центрально-Сибирская железные дороги, – был самой важной стратегической точкой южно-сибирского участка дороги. Поэтому, хотя позиция в районе Уссурийска выглядела почти безнадежной, и отступление могло произойти в любой момент, мы ни при каких обстоятельствах не должны были отойти дальше Никольска. Место, куда мы предполагали отойти, чтобы закрепиться на новой позиции, уже определили. Это была линия железной дороги сразу же за Спасским между озером Ханка слева и грядой лесистых холмов справа.