Читать книгу "Растворюсь в тебе - Татьяна Чащина"

Волосы мои русые лежали на земле, вывалились из причёски. Платье насквозь пропиталось влажной землёй. Боль в бедре была умопомрачительная, я не могла шевельнуться и дышала урывками. Голова скатилась на бок. Прямо передо мной Марат лопатой рыл яму. Лицо его бледное покрылось потом. Он молчал и дрожал всем телом. На меня не смотрел.

— Ты походу ей ногу сломал, в другую сторону вывихнута, — сказал главарь без капли сочувствия.

— Я калеку трахать не буду. Ты нам, Силок, теперь шмару должен.

— Да, ладно, Кривой! Я только тронул, она стеклянная.

— Нахрен такая нужна, — фыркнул Кривой и столкнул меня ногой в вырытую Маратом яму, как поломанную куклу.

Я опять теряла сознание от резкой боли. Дышала запахом мокрой земли и пальцами цеплялась за корешки и камни. Раздался выстрел. Сердце дрогнуло и замерло. Мне уже было не страшно, я уже схоронила себя.

Закрыла глаза, а там, в темноте сознания пульсировала страшная боль. Я ждала, что меня тоже убьют. Но выстрел, другой, третий. А я жива.

Послышался страшный рык, я даже подумала, что это работает мотоцикл. А потом крики, вопли Кривого и его друзей. Наверху, у ямы погасли фары и стало до ужаса тихо.

Я делала неглубокие вздохи, и мне казалось, что дыхание звенит в этой могильной тишине. Распахнув глаза, я смотрела на края ямы, затаила дыхание. Сердце работало, как жернова, пытаясь вырваться из груди. Тихий ужас накрыл с головой, и я на время перестала ощущать боль.

Лёгкий рык, звучное дыхание. В яму заглянул гигантский зверь. Я даже не поняла в темноте, что это за животное, только глаза его горели ярким голубым огнём. И, в холодных лучах скупого света луны, иглами торчала в стороны густая серая шерсть.

Зверь накренился ко мне. Я увидела, что морда его животная, а плечи человеческие покрытые мехом. Оно протянуло ко мне когтистую толстенную лапу. Я заверещала от ужаса, дёрнулась. Боль в бедре выбила меня из сознания.

2

Усталость от постоянной боли куда-то ушла, и я впала в расслабленное состояние. Мне было мягко лежать, и пахло приятно, цветущими травами.

Голоса, как из тумана, медленно долетали до слуха. Вначале невозможно было их разобрать, а потом я поняла, что беседуют двое мужчин. И они рядом.

— Вывих я вправил, но нужно рентген сделать, — сказал один. Этот голос тихий и спокойный.

— Всё в порядке, — густой с хрипотцой баритон. — Не будет осложнений.

— Смотри, — вздохнул явно врач. — Серова Инна Александровна, двадцать лет. Посёлок Солнечный. Далековато забралась.

Да. Далековато. Из такой глуши приехала. Но не надо меня считать глупой деревенщиной. Мои родители интеллигентные люди, папа профессор математики, мама художница с двумя высшими образованиями. Я поздний ребёнок, которого они решили воспитывать вдали от цивилизации. Это родилась я в посёлке, а жили мы в глухой деревне. Но я в курсе, что и как… А теперь подавно. Я доверилась своему парню, по неопытности не поняла, что надо быть в курсе, чем мужчина занимается. Поэтому меня так подставили. Теперь вернутся к простой жизни будет нелегко, потому что возвращаться не хотелось. Лучше бы меня пристрелили. После такого предательства, я не буду прежней.

— Нормально. Ей здесь самое место, у нас любовь, — усмехнулся хриплый голос.

Они куда-то удалились, а я продолжала ровно дышать, не двигаться. В тишине раздалось пение птиц, моё лицо тронуло лёгкое дуновение тёплого ветерка.

Окно открыто.

Я попыталась разомкнуть глаза. Один сразу заболел, а второй открылся без проблем. Первое, что увидела, была невероятно удобная большая подушка, в белой наволочке с мелким приятным рисунком «турецких огурцов», моя бабушка такой орнамент называла «галюнами». Тёплое одеяло, мягкий матрас подо мной. Комната была небольшой. Стоял белый шкаф, на серый ламинат брошен приятной бежевой расцветки коврик. Светлые обои и большое окно, которое было открыто. Я пошевелила головой, почувствовала головокружение, но успела увидеть, что комната на втором этаже дома. Виднелся лес и речка.

Устала так, как будто проделала долгую, тяжёлую работу. Я уронила голову на подушку и закрыла глаза, в надежде утихомирить подскочивший пульс и возобновившиеся боли.

Через какой-то период времени вернулся мужчина. То что он большой, выдала его тяжёлая поступь по полу, и я всем телом ощутила присутствие рядом высокого человека.

Он сел на кровать рядом со мной, и прогнулся под ним матрас. От него пахло бензином и краской.

— Ты в моём доме, тебе нечего бояться, — сказал он мне.

Это было совсем не нужно. Я потерянная и до уныния одинокая. Да, многие скажут, как моя мама: "у тебя вся жизнь впереди". Но я не видела, что там впереди, и не хотела никакого будущего.

Широкая горячая ладонь погладила меня от головы до поясницы, и я вздрогнула, осознав, что лежу совершенно голая.

— Не бойся, сейчас я займусь твоей попкой, — усмехнулся мужчина, и я вся напряглась. — Лучше расслабься, это укол. Обезболивающее.

Превозмогая боль, я попыталась съёжиться всем телом. Почувствовала шлепок по попе.

— Я же просил расслабиться, — строго сказал он и зафиксировал мои бёдра волосатым предплечьем.

Боль от моих дёрганий была нестерпимая, и я вымученно застонала. Почувствовала, как игла входит в бедро и замерла на время.

— Вот умница.

Кажется, по моей попе проехался язык. Ситуация стала совсем невыносимой. Гнетущая, удушливая. Вот не хватало мне, после приключений с долгом Марата, загреметь к маньяку в лапы.

Удручённо заплакала.

Меня укрыли одеялом и чуть приподняли с подушки.

— Выпей, — к губам приложили бутылочку с водой.

Я сделала большой глоток. Вода оказалась какой-то живительной. Попала волной внутрь, и организм вроде ожил. А потом и ноющая боль притупилась. Получилось расслабиться. Голова безвольно скатилась с подушки, и я медленно погружалась в сон.

— Инна, надо сесть, — сказал уже знакомый голос.

Сильные, очень крепкие руки потянули меня выше, и я слабо цеплялась за одеяло, потому что помнила, что нагая. Мужчина помог мне прикрыться. Уложил меня на подушки, полусидя.

Я разомкнула веки. Голова не кружилась, я не чувствовала боли. Передо мной сидел мужчина.

Действительно здоровый и взрослый. Наверно, около тридцати. От этого становилось не по себе. Волосы его были отросшие тёмные, борода короткая. Правильные черты лица с высокими скулами. И глаза тёмно-карие с огоньком, такие пронзительные, что я боялась дышать, пока они меня сканировали.

— Привет, — он улыбнулся очень красивой белозубой улыбкой и поднял повыше зелёную тарелку, чтобы я увидела её. — Паша Андреевич, наш фельдшер велел кормить тебя кашей. — Будем есть.