Читать книгу "Трон Знания. Книга 4 - Такаббир Эль Кебади"

— Снимите чулки, маркиза, — сказала Малика и жестом приказала Кенеш подняться.

Старуха провела их во вторую каюту, которая оказалась намного больше. Стены и потолок обиты серебристым шёлком с блестящим узором из вьющихся растений. Огромный бледно-зелёный ковёр с высоким ворсом напоминал лужайку, покрытую инеем. В углах возвышались сундуки. Убранство каюты довершали парчовые подушки разных размеров и формы.

Кенеш забрала у Малики плащ и, бросив его на сундук, скрылась за боковой дверью.

— Ковёр тёплый, — промолвила Галисия и кинулась к круглому окну. — Малика! Посмотри! Дворец Зервана… — И вдруг всхлипнула, прижавшись носом к стеклу. — Прощай…

Малика привалилась к стене — тёплой, как и пол. Она не будет смотреть в окно. Ей не с кем прощаться — её никто не провожает.

Тишину нарушали причитания Галисии: «Я забыла мою любимую книжку. И альбом забыла, и расчёску. Теперь всё это выбросят. Ты вернёшься, а я нет. И больше никогда не увижу свою беседку…»

Боковая дверь, приоткрывшись, впустила в каюту шум воды и сладкий, насыщенный аромат. Запах детства. Милый, добрый Мун всегда начинал обход замка с кухни и частенько приносил Малике свежеиспечённые булочки, посыпанные ванильным сахаром. Рано утром аппетит не желал просыпаться, и Малика прятала лакомство под подушку, чтобы не обидеть старика. Но он нашёл её тайник. Булочки исчезли, а запах ванили остался в памяти.

— Ванна готова, шабира, — донёсся шипящий голос старухи.

— Что она сказала? — спросила Галисия.

— Сказала, что приготовила ванну, — ответила Малика и не смогла из себя выдавить: «Только не вам, а мне».

Расстёгивая пуговицы на пальто, Галисия оглядела каюту:

— Здесь нет мебели. На чем я буду сидеть?

— На подушках.

— А спать?

— Похоже, на полу.

— Есть мы будем тоже на полу? Только не говори, что у них нет столов, и они едят руками.

От ужасной мысли бросило в пот. Малика выбежала в смежную комнату. Стук в стену получился звонким, чётким, как в тонкую перегородку. Ботинок возле двери не оказалось, и Малика была вынуждена пританцовывать, чтобы ноги не примерзли к полу.

Альхара пришёл в дымчатом кожаном плаще без рукавов, но лучше бы пришёл босиком и понял, каково это — стоять на ледяных досках. А впрочем, ему, как и всем ракшадам, плевать на женщин.

— Альхара, можно попросить тебя об одной услуге? — промолвила Малика, стуча зубами.

— Приказывай, шабира.

— Я беспокоюсь о своих охранителях. Их зовут Мебо, Драго и Луга. Они хорошие люди, но совершенно не знают ваших законов. Я не хочу, чтобы они попали впросак. Поговори с ними. Расскажи им, что можно делать, а чего нельзя.

— Они знают шайдир?

Трясясь в ознобе, Малика обхватила себя за плечи:

— Нет.

— Они не поймут.

— Сделай для них исключение. Ради меня. Пожалуйста.

— Нам с тобой нельзя нарушать законы.

— Приведи их ко мне.

Альхара качнул головой:

— Шабира…

— Тогда отведи меня к ним.

Плотно сжатые тёмные губы послужили ответом.

Глядя в глаза цвета гнилой вишни, Малика приказала:

— Отойди с дороги!

Альхара недовольно вздохнул:

— Я принесу ручку и бумагу. Ты напишешь всё, что надо. Так подойдёт?

— Только быстро!

Вернувшись в каюту, Малика умостилась возле сундука. Вытащила из картонной папки лист. Из-за приоткрытой двери доносились всплески воды и тихое пение Галисии, похожее на мурлыканье довольной кошки.

— Её бросят в море, — сказала Кенеш, сидя возле порога.

— Кого? — спросила Малика, судорожно соображая, знание каких законов потребуется охранителям на корабле.

— Твою служанку, шабира.

— За что?

— Она залезла в твою ванну.

Малика посмотрела через плечо:

— А где же ей мыться?

— В ванне, но после тебя.

— Она не служанка, — сказала Малика и склонилась над письмом. Стиснув ручку, вновь повернулась к Кенеш. — Она будущая жена хазира. Тебе не говорили?

— Нет. — Переместившись на четвереньки, старуха подползла к Малике. — Я знаю, ты ждёшь прибытия в Ракшаду, чтобы наказать её. Но наказать можно и здесь. Надо выгнать её в коридор. Моряки знают, что с такими делать.

Малика с горем пополам закончила письмо и вручила его Кенеш. Ей было всё равно, оставит старуха послание возле порога или распластается перед Альхарой на ледяном полу — ракшадке не привыкать. Малике не терпелось поговорить с Галисией начистоту.

Дворянка лежала в густой пене, закрыв глаза и опустив изящные руки на бортики овальной ванны. Белокурые локоны намокли и прилипли к чудно округлённым плечам. Полная грудь, прикрытая пеной как кружевами, медленно приподнималась и опускалась. На коралловых губках блуждала улыбка, пушистые ресницы легонько подрагивали. Галисия наслаждалась теплом и ванильным ароматом и предавалась безоблачным мечтам.

Малика села на краешек ванны. От многочисленных отражений в зеркальных стенах закружилась голова. Захотелось плотно закрыть двери, забиться в уголок и обо всём забыть. Если бы наивная дворянка не поехала в Ракшаду, если бы Луга, Мебо и Драго остались в Грасс-дэ-море, она бы сейчас грелась в горячей воде и думала только о себе. Потом зарылась бы в подушки и проспала всю дорогу. И явилась к Иштару отдохнувшая, готовая к неизведанной жизни.

Но нет… Её сердце бьётся в груди как мотылёк в раскалённом плафоне, от страха перед неизвестностью в жилах свёртывается кровь. Так будет две недели, потом ещё полгода, а потом она отправится домой, если доживёт. И перед правителем Грасс-дэ-мора предстанет изнурённая, поблекшая женщина, которую он вряд ли пожелает видеть рядом с собой. Её лишат возможности влиять на историю страны. И остаток никчёмной жизни она проведёт, закрывшись в комнатке Муна.

— Всё зависит от вас, — промолвила Малика.

Галисия приподняла веки и вновь опустила:

— О чём ты?

— Если вы прислушаетесь к моим советам, я смогу вернуть вас домой.

— Я не хочу домой. Я хочу к Иштару. — Не открывая глаз, Галисия лениво погладила пальцами белые бортики. — За что он подарил тебе корабль?

— Мы с ним поспорили, и он проиграл.

— Поддался, — прозвучал вялый голос. — Иштар баснословно богат, но нельзя кому ни попадя раздаривать такие корабли. Я попрошу его больше не спорить.

— Почему вы согласились поехать?

— Разве от счастья отказываются?

— Вы с такой лёгкостью всё бросили.