Читать книгу "И жизнь моя - вечная игра - Владимир Колычев"

Враг уже на стенах, на верхних помостах в жестокой сечи звенят мечи и сабли. Враг теснит русских ратников, но там, где киевский воевода со своими гридями, там половцам раздолья нет, там рубят их гроздьями...

Тимофей бился до тех пор, пока не увидел, как забравшийся на вышку половец натягивает тетиву своего лука, направляя его на воеводу. Видно, что стрелок уверен в себе, вряд ли дрогнет его рука. А метит он в голову начальнику... Достать врага мечом Тимофей не мог, чтобы снять свой лук, не было времени. Поэтому пришлось закрыть воеводу своей грудью.

Добротная кольчуга, бронзовый нагрудник, казалось бы, стрела не может причинить вреда. Но каленый наконечник вонзился в железные кольца в узкий зазор меж нагрудными пластинами, пробил бронь, впился в плоть... Боли Тимофей не почувствовал, но голова закружилась так, что устоять на ногах он не смог. Пытаясь удержать меч в руке, он полетел вниз к земле. Меч был для него сейчас помехой, но никак не подспорьем. При ударе о землю он мог нанизаться на заостренное снизу яблоко рукояти. Но выронить меч из рук Тимофей не посмел. Настоящий воин умирает с оружием в руках...

Глава 1

Первые летописные упоминания о Заболони относятся к первой половине четырнадцатого века и свидетельствуют о том, что город был столицей мелкого удельного княжества, зависимого от Рязани. Впрочем, Тимофея Орлика мало волновало, сколько лет его родному городу. Главное, что он любил свою Заболонь. Каменный кремль с круглыми башнями, храмы с золотыми куполами, державные палаты, уютные старинные кварталы, чистые улицы, благожелательные люди... Таким он помнил свой город, когда уходил в армию. Но прошло четыре года, и все изменилось. Тот же кремль, те же храмы, но улицы грязные, народ какой-то нервозный, раздраженный.

– Ну, чего встал посреди дороги! – набросился на него прохожий, аспидского вида мужичонка в старой болоньевой куртке и затрапезных штанах-трениках с раздутыми коленками.

Тимофей прошелся по нему невозмутимо-удивленным взглядом. Стоял ведь, никого не трогал, никому не мешал – на кремль смотрел, остроконечно вытянутыми башенками любовался. А тут такое...

– Давай в объезд, мужик!

Сам Тимофей находился в благодушном настроении. Поэтому даже в мыслях не возникло проучить мелкопакостного злопыхателя. Но был он также далек и от того, чтобы посторониться.

– Что ты сказал?

Ни на йоту не сдвинулся с места Тимофей, но энергетическое движение его внутренней силы было настолько мощным, что мужичонка невольно попятился – из опасения быть раздавленным. Тявкнул как собачонка, но тут же сник, затравленно глянул на Тимофея, робко обошел его и был таков.

А Тимофей так и остался стоять. Непокрытая голова, темно-серый свитер с толстым воротом, камуфляжные штаны натовского образца, черные ботинки с высоким берцем, спортивная сумка, заброшенная за плечо. Свалянные русые волосы, широкоскулое славянского типа лицо, глубоко посаженные глаза, короткий нос, плотно сдвинутые губы. Рост метр восемьдесят, обхват плеч в маховую сажень, сильные руки, длинные выносливые ноги.

Домой он мог вернуться еще два года назад. Но после дембеля остался в Приднестровье, а затем ветер военной романтики унес его в Боснию, где он воевал на стороне сербов. Навоевался. С богатым боевым опытом и парой-другой тысяч дойчмарок вернулся домой. Здесь его ждут родители, здесь его ждет младшая сестра. И с друзьями бы он хотел повидаться. Сколько лет прошло, сколько зим...

Родители его работали на станкостроительном заводе, отец – фрезеровщик, мать – кладовщица. Не самые большие люди на производстве, и ценность их измерялась двумя комнатками в рабочей общаге, в которой они прожили всю свою семейную жизнь. В эту общагу и возвращался Тимофей.

Пролетарский район, окраина города, рабочие кварталы – пятиэтажные кирпичные дома вперемешку с мрачно-серыми коробками общежитий. Черно-белый колорит. Но Тимофей не унывал. После разрухи, которую он повидал в Боснии, родные кварталы казались ему райским уголком на грешной земле.

Знакомый магазин с листом железа в витрине вместо стекла. Каким помнил его Тимофей, таким он и остался. Компания забулдыжных работяг со счастливыми лицами – у мужиков есть бутылка, и ничто не помешает им распить ее в заброшенном сквере у оврага. Ничто не помешает – ни мусульманская пуля, ни случайно залетевший снаряд. Тихо здесь, бестревожно. Но именно это и смущало Тимофея. Совсем недавно он так хотел безмятежного спокойствия, а сейчас оно уже угнетало его.

Общежитие завода, первый этаж для холостяков – здесь пост вахтера. Но смотрит служитель и за теми, кто следует на второй и третий этаж.

– Молодой человек, вы куда?

Тимофей остановился, с меланхолической улыбкой глянул на посмевшую побеспокоить его женщину. Под сорок лет, бабский платок на плечах, старая выцветшая кофта с расходящимися пуговицами Слегка расплывшаяся фигура, большая грудь, полноватое, но приятное лицо, щеки в едва заметных сизых прожилках. Большие зеленоватые глаза – выразительные и привлекательные, и пахнет от нее хорошо.

– Домой, – нехотя сказал он. – Я с родителями здесь живу. На втором этаже. Орлик моя фамилия. Тимофей зовут.

– Орлик, Орлик... – задумчиво проговорила женщина. – Да, кажется, есть такой...

– Я пошел?

– Да, пожалуйста... Она повернулась к нему спиной, но Тимофей ее остановил.

– А вы давно здесь работаете? – мягко, но без намека на искательные интонации спросил он.

– Год уже.

– А зовут как?

– Марина Евгеньевна. А что?

– Замужем?

– Ну ты, парень, даешь!

Тимофей внимательно посмотрел на нее, и на фоне возмущения заметил проблески интереса к себе.

– Значит, не замужем... Давно я здесь не был, забыл все. Ночью приду к тебе, расскажешь, что здесь да как...

– Приходи. А я милицию вызову! – съязвила она.

Но Тимофей и ухом не повел. Казалось, он уже и забыл о существовании этой женщины. Повернулся к ней спиной и поднялся на второй этаж.

Он знал, как нужно вести себя с женщинами. Грубить им ни в коем случае нельзя, но еще страшней – заискивать перед ними. У женщин первобытный нюх на слабости мужчин – стоит ей почувствовать хотя бы одну из них, как тут же где-то в глубинах ее сознания вспыхивает инстинкт порабощения самца. Если, конечно, самец ей нравится. Тогда она самопроизвольно включается в хитрую игру, чтобы подчинить себе мужчину. И это в лучшем случае. А в худшем, если самец не пришелся ей по нраву, в ней запускается механизм отторжения. Инстинктивно почувствовав свое превосходство над мужчиной, она без всякого зазрения совести дает ему от ворот поворот, возможно даже, в нецензурной форме. А если самец сильный, если он умеет подчинять себе людей, то женщина невольно потянется к нему. И тогда делай с ней, что хошь. Но только осторожно, чтобы не переборщить. Женщины ведь народ непредсказуемый... Так учил Тимофея его друг и командир Лешка Зацепин. А уж он-то в свои тридцать пять годков знал толк в женщинах. И к гордым сербиянкам подход сумел найти, и Тимофея за собой повел – на женщин, по минному полю ошибок и разочарований. Были у него победы на чужой земле, но случались и поражения, на которых он учился...