Читать книгу "В тихом омуте - Виктория Платова"

– Я думала, у него лицо разбилось. – Только на правойщеке у Ивана была содрана кожа – почти так же, как на моей коленке в детстве,когда я свалилась с почти взрослого серьезного велосипеда “Орленок”.

– Затылок стесало, – шепотом пояснил Нимотси, –непонятно почему… А лицо вот почти не задело.

Трудным был только первый шаг. А потом я пересекла комнату иопустилась на колени перед мертвым Иваном. Коснулась рукой его содранной щеки.

– Мне нужно много сказать тебе… Ты и сам виноват,никогда не давал мне даже рта открыть… – Я взяла Ивана за руку – мягкую инеожиданно податливую.

– Осторожно, – предупредил Нимотси. – Кости-то ему всераздробило…

– Выйди, – попросила я Нимотси.

– Нет.

– Ну и черт с тобой… – Я снова обратилась к Ивану:

– А у тебя седой волос, я вижу… Паршиво быть брюнетом…Я тебя люблю, что скажешь?.. Мы теперь равны, мы теперь очень похожи, ты ненаходишь?

Нимотси плеснул водку в стаканы: два были наполнены докраев, один лишь на четверть.

Наполненный на четверть он вставил в руку Ивану:

– Извини, старик, много не наливаю, ты сегодня уже достаточновыпил. Держи, Мышь!

Он протянул мне один стакан, а сам взял другой.

– Знаешь, что сказал бы сейчас этот сукин сын? Однупростую вещь: “Поставьте-ка мне любимую вещь мою… Рея Чарльза, “Скатертьюдорога, Джо”… И – хули тянуть, когда водка налита. Выдохнется!..

Я проглотила водку, не чувствуя ее вкуса.

– Лихо! – Нимотси отобрал у меня пустой стакан иодобрительно похлопал по плечу. – Ему бы понравилось. Закуси!..

Он протянул мне яблоко, но я только замотала головой; кураж,вот чего мне всегда не хватало. Ему бы действительно понравилось.

– А теперь мы… – Нимотси никогда не пил водку – онвырос в Средней Азии и спокойно существовал по принципу: “Лучшая водка – это анаша”.Но сейчас было другое дело, и стакан Нимотси стукнулся со стаканом Ивана:

– За тебя, скотина, хотя ты этого и не заслуживаешь!

Он осилил только половину, закашлялся и выплеснул оставшуюсяжидкость через плечо.

– Продукт переводишь, – сказала я с надменнымиинтонациями Ивана в голосе, – ему бы не понравилось.

– Поучи жену щи варить, – огрызнулся Нимотси и хрустнуляблоком, – тоже мне…

Сквозь верхнюю, незакрашенную часть окна проникалбезразличный свет от уличного фонаря; наверное, сейчас мы были как никогдапохожи друг на друга – все трое; все живые и все мертвые.

– Ну что, – искушала я Нимотси, – между первой и второйперерывчик небольшой? Давай, обслужи нас…

Быстро хмелеющий Нимотси снова разлил водку – полные стаканы– и добавил чуть-чуть в стакан Ивана.

– Обновим… Кстати, родился спонтанный тост.

– Давай спонтанный! – Я не успела испугаться того, чтомне стало весело; смазанная ссадина на щеке Ивана смазалась еще больше.

Нимотси поднялся на неверных ногах, сделал несколько шагов кИвану – венгерские яблоки, задетые носком его ботинка, разлетелись какбильярдные шары – и плюхнулся рядом с ним, обнял рукой безжизненные плечиИвана.

Мне тоже вдруг до смерти захотелось коснуться мертвой плотиИвана, я на секунду возненавидела Нимотси за то, что ему первому пришла вголову эта мысль – сесть и обнять… Я всегда, всегда была второй…

Нимотси выпил водку полностью – во второй раз ему этоудалось.

– Никогда тебя не прощу, никогда, – голос егораскачивался, ударялся о стенки моей бедной головы, – ты поступил как скот.Сдался, свалил, бросил все к едрене фене… Говно ты, а не мужик… Думаешь,хлопнул дверью и выиграл?! Такой ты крутой и офигительный?.. Все наши планы псупод хвост только потому, что в твою дурную башку пришла оригинальная мысльсдохнуть… Ну и хер с тобой!..

– Заткнись! – глухо сказала я. – Он ничем тебе не былобязан!

– О! Это еще кто говорит? – Нимотси переключился наменя:

– Пустое место, жалкая копия, писаришка при мелкоммариупольском царьке… Да ты никто! Ты только посмотри на себя, кого ты можешьинтересовать сама по себе? Пристроилась к подонку – он тобой как хотел вертел…Мозгов только и хватало, чтобы носки его вонючие стирать…

– Это у тебя вонючие носки! Ты сам без него был ноль…Сидел в жопе и будешь сидеть! Ни хрена не делал, думал, что он на твоюрежиссуру сраную горбатиться будет до скончания веков… Деньги выбивать длятвоих фильмов… Я его любила, мне ничего не было нужно…

– Врешь!

– Ничего не было нужно… А ты его использовать хотел…Ты, как вампир, из него идеи сосал…

– Ты бы тоже рада была сосать.., сама знаешь… Только невышло у тебя ничего…

– Посмотрим, как ты теперь один справишься…

– Посмотрим, посмотрим… На тебя тоже посмотрим!..

Я плеснула свою невыпитую водку в лицо Нимотси. Она попала вИвана – здорово же мы надрались за полчаса… Капли скатывались по лицу Ивана –одна за другой, от глаз к подбородку, – и он ничего не мог поделать с ними. Сними и с нами, бред какой-то… Я должна была защитить его, я всегда хотела этосделать, но Иван ни разу не дал мне повода защитить. Защитить его – разве этоне главное?..

На коленях я подползла к нему совсем рядом; и в ту жесекунду поняла, что прежнего Ивана нет, все запахи его исчезли. Запахи, которыея так любила, – кожи, волос – немного терпкие, замешанные на южном городе, вкотором я никогда не была.

– Сейчас, сейчас… – Я начала аккуратно вымакивать водкус лица Ивана.

Нимотси отчаянно и зло зарыдал. Слушать это было невыносимо.

– Пожалуйста, не надо…

– Пожалуйста, прости меня, – попросил Нимотси, –простите меня…

Я обняла их двоих – мертвого Ивана и живого Нимотси; Нимотсивцепился в мое плечо.

– Я не прав… Я… Я не знаю, что делать… Прости меня!

– Ничего.

– Как вы можете пить эту отраву?.. Слушай, Мышь, менямутит, – язык Нимотси заплетался, – плохо мне… И голова, как елочная игрушка, кедрене фене колется…

– Иди проблюйся!

– Не могу… Я встать не могу, в натуре! Сейчас стошнит!

Нимотси на коленях пополз к двери. Через минуту я осталась сИваном одна.

– Во всяком случае, ты не обманул… Ты не бросил. – Ядотронулась кончиками пальцев до холодных губ Ивана – так всегда делал он. Иванне ответил на это касание, остался безучастным – так всегда поступала я. – Тыбыл со мной до самого конца…

Время остановилось.

Я стала целовать его лицо – уже похолодевшее; брови, почтисросшиеся на переносице, жесткие ресницы, содранную кожу щеки, губы… Вот толькоприоткрыть их поцелуем я так и не решилась. “Даже целоваться толком не умеешь,эх ты, Мышь”, – сказал бы сейчас Иван.