Читать книгу "Все включено: скандал, секс, вино - Мария Жукова-Гладкова"

– Я покажу, – сказал и обернулся к Лопоухому. – Пиши, Виталя.

В результате интервью давали оба. Назвались Виталей и Димой. Тонкий листочек бумажки, исписанный мелким почерком, аккуратно свернули трубочкой, потом Виталя сверху написал имя, вытащил из кармана пачку сигарет, снял с нее целлофановую обложку, вложил записку в обложку, достал зажигалку, чиркнул и тщательно запаял концы.

– Вот так, – сказал Лопоухий (Виталя). Дима (Кактус) кивнул.

– Объясните теперь, пожалуйста, нашим телезрителям, что такое малява? – проворковала я, готовая к тому, что меня сейчас пошлют подальше.

Не послали.

– Ну… это документ, – родил лопоухий Виталя после некоторого напряжения извилин – или что там у него между ушами, скрытое черепом.

– Более важный, чем всякие бумаги с круглыми печатями и подписями официальных лиц, – совершенно серьезно добавил Дима-Кактус.

– Силу большую имеет, – опять открыл рот Виталя. – Для тех, кто там. – Лопоухий кивнул в сторону тюрьмы.

Я поблагодарила Виталю с Димой от имени телезрителей и от себя лично, и мы, довольные друг другом, расстались. Малява осталась у меня. Джип отъехал, я велела Пашке выключать видеокамеру и двигать в машину, где вручила ему термос. Оператор ополовинил термос, потом поднял на меня глаза. Судя по выражению его лица, он начал немного соображать – до этого работал на автопилоте.

– Ты в самом деле хочешь это в эфир дать? Или для себя выясняла?

– И в эфир, и для себя, – ответила я.

Вечером дома я приготовила еще одну маляву. От себя лично. Тому, ради которого я занялась тюремной тематикой.

«Что это ты вдруг стала снимать сюжеты про Кресты»? – спрашивали одни знакомые.

«Что это ты вдруг стала писать про тяжелое положение заключенных?» – интересовались другие.

«Что это ты вдруг повадилась брать интервью у тех, кто успел побывать «за забором»?»

Просто в Крестах оказался человек, которого я любила. Люблю.

Поняла, что люблю, когда он оказался там. И что мне никто не нужен, кроме него. До этого я боролась с собой. Вернее, во мне боролись женская гордость и любовь. Раньше гордость побеждала. Но когда он попал в Кресты, победила любовь. Я поняла: это мой шанс заполучить его обратно и «сохранить лицо». И что я использую все свои журналистские связи и контакты, установленные за годы работы криминальным обозревателем, чтобы его оттуда вытащить.

* * *

Телевизор, стоявший в камере, казалось, работал двадцать четыре часа в сутки. Вначале он дико раздражал Сергея, как, впрочем, и многое другое. Потом он привык и перестал реагировать на звук. И на запахи тоже больше не реагировал. Человек привыкает ко всему. Да и это была возможность регулярно видеть Юльку… У кого еще из сокамерников была такая возможность? В смысле видеть свою подругу. Хотя Юльку все знали (заочно, конечно), а уж когда она занялась тюремной тематикой, стали смотреть регулярно. С таким же интересом, как смотрели наиболее популярные в тюрьме аэробику и художественную гимнастику… Юлька, правда, никогда не появлялась полуодетой. Хотя, наверное, многие представляли, какая она… И только Сергей знал… И еще он знал – вернее, догадывался, – почему она вдруг начала делать репортажи о тюрьмах и зонах, а не просто о криминале. А недавно такое забабахала в своих «Невских новостях»… Боже, какой же он был дурак… Почему он женился на этой козе Алке?! Зачем она была ему нужна?! Уже на развод подала, коза. А уж про передачки и свидания даже говорить не приходится. А Юлька, судя по всему, вполне может тут появиться в самое ближайшее время.

Сергей посмотрел на часы – наручные часы, не из драгметаллов, хотя можно было иметь. Как хорошо, что он в свое время не купил золотой «Ролекс». А ведь хотел, идиот. Сейчас не было бы ни часов, ни «Ролекса». А эти простенькие, но надежные, он носил уже много лет, и никто их не прихватизировал.

Сергей придвинулся к телевизору. С камерой, можно сказать, повезло в этом плане. Большинство заключенных не имеют возможности его смотреть. Так что пусть лучше раздражает сутки напролет…

К телевизору уже подтягивались многие из тех, кто не смотрел другие передачи. Через несколько минут должна была начаться криминальная хроника. И в кадре появится Юлька.

Юлька стояла на набережной Робеспьера и вещала о Крестах, маячивших на заднем плане. Между Юлькой и Крестами несла свои воды Нева, освещаемая ярким солнцем… А ведь когда сегодня днем Сергей смотрел на тот берег, ему показалось, что он видел там ее, Юльку… Только солнце слепило глаза, и он не мог быть уверен. Или просто почувствовал, что она там?

– Э-ээ, так это же Лопоухий с Кактусом, помощники сухоруковские. Ну пацаны дают! – воскликнул кто-то из сокамерников.

«Это Юлька дает, – подумал Сергей, – а не пацаны. Значит, ждать маляву? Юлька что-то придумала?»

Он уже давно понял, что рассчитывать ему больше не на кого.

* * *

В огромном кожаном кресле в позе отдыхающего тюленя развалился мужчина лет пятидесяти пяти. В его облике чувствовались сила и власть. Рубашка на волосатой груди была расстегнута, и на ней можно было заметить синие купола. Количество куполов – количество судимостей. На нескольких пальцах и на правой кисти остались шрамы от сведенных татуировок. Времена изменились, его деятельность изменилась, и от следов прошлого следовало избавляться. Он и избавился. Но не от куполов на груди…

По обеим сторонам от властного мужчины сидели более молодые. И одному, и другому было лет по тридцать. Все трое смотрели криминальную хронику. Когда передача закончилась, старший щелкнул «лентяйкой» и посмотрел вначале на одного парня, потом на другого.

– Ну что, звезды экрана? – процедил он. – На хрена засветились? Кому захотели о себе напомнить? Мусорам? Чтобы они о вас не забывали? Вам этот головняк нужен? Или гуси улетели, когда эту биксу увидели? [1]

– Это все она, – промычал Лопоухий. – Гадом буду, она…

– Она нас… – Кактус задумался, подбирая нужное слово, – приворожила!

– Да, Иван Захарович, – тут же поддакнул Лопоухий, – она как начала сладким голосом…

– Не гони пургу! [2]

– Мы с Кактусом, как заговоренные… Гадом буду! Даже не в курсах, как так могло получиться…

– Зато я в курсах! – рявкнул старший, но тут же успокоился и произнес в задумчивости: – Без этой стервы, думаю, не обошлось. Серега один бы не потянул. Все беды в этой жизни от баб…