Читать книгу "Корона последней принцессы - Антон Леонтьев"

Но еще до того, как Алена перевела взгляд с мигающей лампы на мертвеца, она уже поняла: самые дурные предчувствия подтвердились. И никакая это не ошибка.

На стальном поддоне лежал ее любимый папка. Его седые усы, родинка в уголке левого глаза. И раны на голове! Девушка покачнулась, и патологоанатом подоспел ей на помощь. Но Алена уже справилась с дурнотой, длившейся всего долю секунды.

Она должна вести себя так, как учил ее папка. Не время давать волю эмоциям. Она должна быть сильной, очень сильной! Именно так говорил он ей шесть лет назад, когда маме поставили неутешительный диагноз – лейкемия. Тогда они надеялись на чудо, а также на успехи медицины. Но полгода спустя стало ясно, что лечение не сможет спасти маму. Так они и остались с папкой вдвоем. Алена знала, что когда-то ей придется прощаться и с ним. Но была уверена – этот момент наступит еще не скоро, очень не скоро!

И вот этот момент наступил. Как будто долгое путешествие внезапно закончилось. Как будто она, долго плутая по лабиринту, вдруг вывернула за поворот – и узрела бездонную пропасть.

Полиция не ошиблась. Не обманывал и заместитель директора. Это был он, профессор Павел Леонидович Кочубей. Ее папка. Он лежал перед ней, накрытый по грудь простыней. С головой, изуродованной ударами чугунной трубы.

– Да, это мой отец, – произнесла еле слышно Алена.

Патологоанатом, видимо не расслышавший или не понявший девушку, вскинул на нее глаза. Алена, кашлянув, оторвала взор от тела и произнесла громко и четко:

– Да, это мой отец! Могу ли я остаться с ним наедине?

– Вне всяких сомнений, – ответил коротышка.

Требовалось подписать какие-то бумаги, видимо, протокол официального опознания. Алена не стала ничего читать – ей бросилось в глаза имя отца, напечатанное жирным шрифтом. В Герцословакии, где она находилась, использовали также кириллицу, так что проблем с пониманием не было…

Забрав документы, коротышка тактично вышел. Алена прикоснулась к щеке покойника. Какая же, однако, холодная! А ведь прошло всего несколько часов с тех пор, как они видела папку в последний раз – живым и невредимым, разумеется. И она не помышляла о том, что… Что больше они никогда не смогут поговорить, переброситься шуткой, просто вместе помолчать.

Алена отошла от тела. Ее нервы были на пределе. Ей хотелось зарыдать, но она не могла вести себя как истеричная девица. Папка бы этого не одобрил.

– Папа, я очень тебя люблю, – прошептала девушка и, вернувшись к телу, поцеловала покойника в лоб. Затем вышла в коридор. Она отказалась от того, чтобы ее проводили наверх, и самостоятельно отправилась к лифту.

Когда дверцы сомкнулись и кабина, загудев, пришла в плавное движение, Алена прислонилась к металлической стенке и закрыла глаза. Слезы потекли сами собой. Она знала, что горе настигнет ее – рано или поздно. Так было и с мамой. Хуже всего стало после похорон, когда разошлись соболезнующие, когда она осталась с папкой в большой, неуютной квартире. Потому что тогда она окончательно поняла, что повернуть время вспять не получится. Потому что осознала, что это не кошмарный сон. Потому что она осталась с болью наедине. Вот и сейчас с ней происходило то же самое.

Если бы они только не поехали в эту Герцословакию, если бы папка не принял это предложение, если бы только царскую семью не расстреляли и не потребовалось бы спустя много десятилетий эксгумировать останки и проводить процедуру их опознания…

Если бы, если бы, если бы… Алена горько заплакала, потому что вдруг поняла, что теперь она – одна-одинешенька. У нее нет больше никого. Вот и папка, дорогой, замечательный папка, тоже ушел в вечность. Ах, если бы тогда, месяц назад, все сложилось по-другому…

* * *

– Дочка, это уникальное предложение! – произнес Павел Леонидович Кочубей.

Профессор Института общей генетики им. Н.И. Вавилова Российской академии наук пошевелил седыми усами и выразительно взглянул на дочку. Алена, его гордость, сокровище и правая рука, пошла по стопам отца – закончив, как и тот когда-то, медицинский институт, она училась теперь в аспирантуре, и научным руководителем у нее был не кто иной, как родной отец. Только это вовсе не облегчало ее участи, а, наоборот, возлагало огромную ответственность. Алена знала, что с нее особый спрос, что все сравнивают ее со знаменитым отцом, имя которого было отлично известно не только в России, но и за рубежом. То, что прощалось другим аспирантам, никогда не прощалось ей. Поэтому Алена должна была представить не просто хорошую, крепкую диссертацию, а нечто из ряда вон выходящее. И отец дал ей понять, что поможет советом и укажет, как скомпоновать материал, однако вовсе не собирается нянчиться с дочерью – она сама должна доказать, что является настоящим ученым и носит фамилию Кочубей по праву. Отец даже был излишне строг с Аленой, щепетильно считая, что если она его отпрыск, то на этом все ее привилегии и заканчиваются. Обычно, читая куски ее диссертации или статью для научного журнала, профессор Кочубей был крайне придирчив, порой даже не оставлял в них камня на камне. У Алены каждый раз сердце сжималось, когда отец поднимал вверх костлявый указательный палец правой руки и провозглашал:

– А вот этот момент я вообще считаю нонсенсом!

Затем следовала лекция на полчаса, а то и больше. И как только ей удалось все-таки защитить диссертацию… Даже не верилось! Алене специально задавали каверзные вопросы, потому что на защиту дочери самого Кочубея сбежался весь институт. Да и папины недоброжелатели, которых, как у каждого известного ученого, было немало, специально притащились, дабы попытаться потопить Алену. Ничего не вышло! Было задано двадцать три вопроса, и с ответами она отлично справилась. Во всяком случае, ей так показалось. А вот папка после защиты хоть и поцеловал и поздравил, но вид у него был такой, будто дочь не выдержала испытания. Неужели и в самом деле она оплошала? А все уверяли, что это была лучшая защита за последние годы…

С другими своими аспирантами отец вел себя иначе – и на ошибки указывал не так категорично, и часто хвалил, даже когда причин-то особых не было, и морально поддерживал. Взять, к примеру, Катюшу Горицветову. Если Алена считалась правой рукой профессора Кочубея, то Катюша была, видимо, левой. Великовозрастная девица с восковым лицом и медными волосами, собранными на затылке в старомодный узел, Катюша не признавала джинсов или брюк для женщин, предпочитала в одежде темные тона и глухие стоячие воротнички, носила круглые очки и уделяла повышенное внимание корректному произношению, говоря «творо€г», «щаве€ль», «обеспе€чение». Катюша была по уши влюблена в Павла Леонидовича (что являлось секретом Полишинеля), постоянно тряслась о его здоровье и корила за страсть к никотину. Алена даже называла ее в шутку «мачехой», отчего Катюша всегда вспыхивала, заливалась свекольным румянцем и отвечала:

– Алена, я благоговею перед твоим отцом как перед великим ученым! Он для меня авторитет в области науки! А в науке, как тебе доподлинно известно, нет места чувствам!

Таким высокопарным слогом Катюша всегда и выражалась. Видимо, сказывалось ее увлечение Толстым и Мопассаном.