Читать книгу "Страшные сказки дядюшки Монтегю - Крис Пристли"

Дядюшка повернулся и пошел по выложенному камнем коридору. Я с преданностью мотылька устремился за дрожащим огоньком свечи. Это было одно из чудачеств моего дядюшки: явно не нуждаясь в деньгах, он принципиально не заводил у себя ни электрического, ни, на худой конец, газового освещения и освещал свое жилище – причем весьма скупо – исключительно восковыми свечами. От этого по пути к дядюшкиному кабинету мне приходилось порядком понервничать: я понимал, конечно, что бояться здесь нечего, и тем не менее изо всех сил старался не потерять из виду его спину и огонек свечи и ненароком не остаться одному в тревожной темноте.

Не добавляли мне уверенности в себе и гротескные тени, которые отбрасывало на стены пламя дядюшкиной свечи, пляшущее на вечно гулявших в его доме сквозняках. Тени скакали и кривлялись, отчего возникало не самое приятное ощущение, будто они, зажив своей собственной жизнью, норовят улизнуть со стены и спрятаться под мебелью или затаиться в темных углах под потолком.

Преодолев гораздо большее расстояние, чем можно было ожидать от дядюшкиного дома, если судить о его размерах снаружи, мы оказались в кабинете – просторной комнате с полками по стенам, уставленными книгами и диковинными сувенирами из дальних странствий. Стены были сплошь увешаны гравюрами и картинами; тяжелые шторы скрывали от глаз окна со свинцовым переплетом. За окнами стоял белый день, но солнечного света в кабинет проникало не больше, чем в глубину пещеры.

Пол кабинета покрывал толстый персидский ковер, в рисунке которого преобладал багровый цвет – того же оттенка, что и краска на стенах, и дамастовая ткань штор. В камине пылал огонь, в его отблесках багровый интерьер вспыхивал, пульсируя в такт пляске пламени, как если бы кабинет был живым, бьющимся сердцем дома.

Это была единственная уютная комната из всех, в каких я бывал в этом особняке. Правда, за все многочисленные визиты к дядюшке мне, собственно говоря, ни в одной другой комнате – за исключением уборной – побывать не довелось. Тогда мне это не казалось странным, поскольку наше с дядюшкой Монтегю общение напоминало скорее не родственные посиделки, а деловые встречи. Мы с ним были по-своему весьма расположены друг к другу, но оба прекрасно понимали, что меня влечет к нему жадность – жадность до историй.

– Садись, молодой человек, и устраивайся поудобнее, – сказал он (как говорил всегда). – Сейчас я позвоню и узнаю, не соблаговолит ли Франц принести нам чаю с кексом.

Дядюшка дернул за длинную ленту, висевшую вдоль камина, и откуда-то из глубины дома донесся едва слышный звон колокольчика. Потом послышались шаги; неспешно приближаясь, они становились все громче и громче, пока наконец не замерли у двери кабинета. Последовали несколько долгих мгновений тишины, которую нарушили три пугающе гулких удара.

Дверная ручка со скрежетом повернулась, и дверь открылась. Того, кто за ней стоял, мне видно не было. Я видел только дядюшку: он шепотом сообщил стоявшему за дверью о том, что мы хотим выпить чая с кексом, после чего дверь медленно затворилась, и теперь звук шагов удалялся, причудливо мешаясь с собственным эхом, словно кто-то семенил, приволакивая ногу.

Хотел бы я описать внешность Франца – вам наверняка интересно знать, был ли он высоким, или толстым, или светловолосым, – но, увы, сколько раз я ни бывал у дядюшки, Франца я не видал даже краешком глаза.

Мы с дядюшкой Монтегю успели завершить обмен любезностями, а он вдобавок к тому расспросил меня о школьных успехах, когда три звучных удара раздались вновь. Дядюшка открыл и возвратился с подносом, на котором стояли большой фарфоровый чайник, две чашки на блюдцах и тарелка с печеньем и ломтиками кекса. Молочника не было, потому что мы с дядюшкой оба пили чай без молока, зато была вазочка с сахаром. И хотя я ни разу не видел, чтобы дядюшка взял хоть кусочек, он, надо думать, был изрядный сладкоежка – иначе как объяснить, что к концу нашего чаепития вазочка неизменно оказывалась пустой, притом что я сам с малых лет к сахару не притрагиваюсь.

Мы с дядюшкой уселись по сторонам от камина, поднос занял место на столике между нами. Дядюшка поставил локти на подлокотники кресла и сложил пальцы домиком. Потом он откинулся назад, и его лицо скрылось в густой тени.

– Надеюсь, ты добрался без приключений? – спросил дядюшка.

– Да, – ответил я.

– Там, в лесу… ты ничего не видел?

Дядюшка Монтегю часто задавал мне этот вопрос, на который я всегда отвечал одинаково.

– Нет, дядюшка, – сказал я, не видя нужды упоминать о деревенских детях, которые едва ли могли его интересовать. – В лесу я ничего не видел.

Дядюшка с загадочной улыбкой отпил чаю и мечтательно вздохнул.

– Ничто не сравнится с ночным лесом, ведь правда, Эдгар? – произнес он.

– Правда, – согласился я, старательно изображая, что имею некоторое представление о том, каким бывает лес ночью.

– Что бы сталось с человечеством, если бы не деревья? – продолжал он. – Древесина, Эдгар, – это главный двигатель цивилизации. Из нее делается все, от плуга до бумаги, от колеса до дома, от рукоятки ножа до парусного корабля. Без деревьев человек был бы никем. – Дядюшка встал подложить дров в камин; языки пламени вскинулись ему навстречу и буквально выхватили полено у него из рук. – Если на то пошло, что отличает человека от животного убедительнее, чем огонь – чем умение использовать его тепло и свет? – На какое-то время мы оба молча уставились на огонь, загипнотизированные его танцем. – Древние скандинавы верили, что наш мир подвешен на ветвях исполинского ясеня. Ты знал об этом, Эдгар?

– Нет, дядюшка, не знал.

– Теперь будешь знать, – сказал он. – Северные лесные народы всегда по-особенному относились к деревьям. Ведь девственные дремучие леса служили им кладовой строительного материала, топлива и продовольствия… И в то же время эти леса, темные и таинственные, кишели медведями, разбойниками и бог знает кем еще…

– Вы хотите сказать… ведьмами?

В дядюшкиных глазах мелькнул огонек.

– Ведьмами, колдунами, чародеями, лешими, оборотнями…

– Оборотнями? – поперхнулся я.

– Почему нет? – пожал плечами дядюшка Монтегю. – Но суть в том, что северные люди почитали лес и почитали деревья – боялись их и им поклонялись.

– Дядюшка, а как они им поклонялись? – спросил я и взял с подноса печенье; сахара в вазочке уже не было.

– Полагаю, по-разному, – ответил дядюшка. – Римские историки рассказывают нам о священных рощах, о дубах, обагренных кровью…

– Кровью? – переспросил я, едва не подавившись печеньем.

– Ей сáмой, – сказал дядюшка Монтегю. – В рассказах историков говорится о жертвоприношениях, в том числе человеческих. Кельты, например, обожали трофеи в виде голов побежденных врагов. Отрубленные головы они развешивали на ветвях, наверно, с такой же радостью, с какой твоя мамаша украшает елку на Рождество.