Читать книгу "Император Наполеон - Николай Троицкий"

Из лучших генералов Республики за маршальским бортом остались, пожалуй, лишь четверо: фрондеры Ж. Э. Макдональд, Л. Гувион Сен-Сир (эти двое позднее все-таки станут маршалами), К. Ж. Лекурб и уже сидевший тогда в тюрьме Ж. В. Моро.

Наполеон, несмотря на очевидную и колоссальную поддержку соотечественников (а может быть, именно потому, что он был уверен в такой поддержке), вновь, как это было в 1799 и 1802 гг., потребовал от парламентариев провести в стране всенародный опрос - референдум об учреждении империи. Собственно, на референдум был вынесен вопрос не о титуле императора, который Наполеон считал всего лишь сменой формы, а о наследственности его полномочий: новоявленный император полагал, что победа на таком референдуме придаст его власти ореол монархии «не волею Божьей, а волею народной».

Как и следовало ожидать, референдум принес Наполеону триумфальный, еще более убедительный, чем в 1802 г., успех. Если тогда за пожизненное консульство генерала Бонапарта голосовали 3 653 600 граждан против 8272, то теперь за наследственную власть императора Наполеона соответственно 3 572 329 против 2569[8]. «В реестрах некоторых коммун, - отмечает Ж. Тюлар, - фигурировала лишь одна запись: “Все единогласно проголосовали за”»[9]. Только один генерал в департаменте Шаранта запретил своим подчиненным какие бы то ни было изъявления восторга. То был Клод Франсуа Мале - будущий организатор нашумевшего на всю Европу заговора против Наполеона[10].

Речь о заговоре Мале еще впереди, а пока отметим, что Наполеон был, конечно же, удовлетворен, если не сказать польщен, итогами референдума. Здесь уместно процитировать воспоминания Констана Вери, который в течение 15 лет, с 1800 по 1814 г., был личным камердинером Наполеона: «После его свержения я часто слышал, как Его Величество называли узурпатором. Если император действительно узурпировал трон, то у него было больше сообщников, чем у всех тиранов трагедий и мелодрам вмести взятых, ибо три четверти французского народа оказались участниками заговора».

Поддержав почти единодушно восшествие гражданина Бонапарта на монарший престол, французы, особенно, двух полярных категорий: придворные слуги и ближайшие соратники, долго не могли привыкнуть к статусу императора Наполеона, путаясь в обращениях к нему. «Что могло быть более забавным, чем растерянность слуг, когда надо было отвечать на вопросы Его Величества! - вспоминал тот же Констан Вери. - Они начинали с ошибочного обращения, затем вновь делали попытку и, что хуже всего, повторяли по десять раз: «Сир, генерал, Ваше Величество, гражданин, первый консул»»[11].

Тем временем необходимые для перевоплощения Франции из республики в империю поиски и опыты продолжались. Наполеон сформировал даже особую комиссию с заданием найти выразительные символы - для империи и лично для императора[12]. Комиссия порекомендовала ему в качестве символа, который мог бы украсить государственный герб Французской империи... петуха, ибо петух (по латыни «галлус») - слово с тем же корнем, что и «галлы» (население Галлии, т. е. территории Франции в древности). Наполеон, по воспоминаниям очевидцев, фыркнул: «Петух есть принадлежность скотного двора. Он слишком слаб». Члены комиссии стали предлагать другие символы - кто льва, кто слона, а кто орла. Наполеон выбрал: «Орел в полете!»

Наполеон сам подобрал себе - при содействии историков - и личный символ, как ему хотелось, из древних времен. «Он намеревался построить будущее, - тонко подметил В. Кронин, - но для этого ему надо было найти корни в прошлом, по возможности до 987 года, когда началась династия Капетингов»[13]. Историки ему подсказали: в 1653 г. была вскрыта могила короля франков, основателя первой французской династии Меровингов Хильдерика I, который правил в 457 - 481 гг. В могиле были обнаружены кроме боевого топора, копья и меча еще и металлические пчелы, которые, по всей вероятности, украшали костюм Хильдерика. Наполеону понравилась эта история, и он сделал пчел своим личным символом трудолюбия: в годы империи они украшали не только его костюм, но и стены, ковры, балдахины дворцов, а главное, императорский трон.

Теперь встал вопрос о коронации. Наполеон вынес его на обсуждение Государственного совета: как, где и когда совершить обряд коронации и надо ли при этом задействовать папу римского, а если надо, то ехать ли императору к папе по примеру Карла Великого или пригласить папу к себе. Мнения членов Совета были разными.

Наполеон всех выслушал и решил по-своему: короноваться он будет не в Реймсе, где до и после Наполеона традиционно, с V в. по 1825 г., короновались французские короли (кстати, без участия римских пап), а в Париже, в главном соборе Франции - Нотр-Дам де Пари. Что касается папы, то Наполеон предпочел вызвать его на свою коронацию из Рима в Париж. Договориться об этом с папой император поручил своему дяде, кардиналу Жозефу Фешу, который был тогда французским послом в Папской области.

Папа Пий VII реагировал на приглашение Наполеона с опаской. Феш склонил на свою сторону большинство римских кардиналов, и те не без труда уговорили Его Святейшество согласиться на вояж к повелителю Франции. Кардиналы утешали его примерами из истории, ссылаясь, в частности, на то, как папа Лев I Великий в 452 г., ради того чтобы спасти Рим, «поехал скрепя сердце даже навстречу Аттиле, вождю гуннов, который уже во всяком случае не мог очень превосходить своей благовоспитанностью, вежливостью и изяществом манер нового французского императора»[14]. Пий VII уступил скорее другому аргументу - услуга за услугу: надо короновать Наполеона в благодарность за Конкордат 1802 г., который снял революционные запреты с католической церкви во Франции.

2 ноября 1804 г. Пий VII выехал из Рима со свитой из 100 священнослужителей. Наполеон встретил его 25 ноября в лесу Фонтенбло под Парижем[15]. Император был одет в охотничий костюм и окружен охотниками, псарями, собаками. Он остановил папский кортеж и пригласил Пия VII пересесть к нему в императорский экипаж. Папа в парадном одеянии и атласных туфлях вышел из своей кареты на дорогу (В. Слоон подчеркивает: «прямо в грязь») и занял место рядом с Наполеоном в его коляске. Император приветствовал его, но, вопреки принятым тогда нормам этикета, не опустился перед папой на колени и не поцеловал его руку. Это могло шокировать Пия VII, но в Париже ему все понравилось: пышный прием, роскошные покои в Тюильри, обставленные точно так же, как папская резиденция в Риме, и подобающее его сану почтение со стороны всех и вся, включая членов семьи императора. Наполеон, пользуясь случаем, устроил аудиенцию у Его Святейшества своей любимой кормилице Камилле Илари.