Читать книгу "Не смей меня желать - Анна Квин"

– А черт этих баб поймет, что им надо?

Ника

– Она избалована, капризна и упряма.

Отец выглядит слишком серьезным и, кажется, повторяет эту нелестную характеристику далеко не в первый раз. Мне на миг становится стыдно за свое, безусловно, недостойное поведение. Но всего лишь на миг. Потому как стыдиться тогда, когда бессовестно подглядываю за отцом в щель двери и подслушиваю важный разговор, несколько лицемерно. За подслушивание мне не стыдно. Должна же я знать, о чем идет речь. Впрочем, я предполагаю! И мне очень сильно это не нравится.

– Все понимаю, – голос мужской, низкий и отстраненный. Словно говорившему совершенно не интересно. Жаль с такого ракурса видно только краешек дубового стола и рукав черной водолазки говорящего.

– Мне хочется, чтобы ты помнил о моих условиях. Единственное, что прошу – не спать с моей дочерью и сделать так, чтобы ей ничего не угрожало.

Даже так! Теперь папочка решает с кем мне спать, а с кем нет! Щеки вспыхивают то ли от злости, то ли из-за того, что собственный отец думает о моей сексуальной жизни больше, чем я сама.

Я едва успеваю отскочить в сторону, когда дверь распахивается и отец выходит из кабинета. Я даже не думаю скрываться и на возмущенный взгляд не реагирую. Папа грозно хмурит брови, открывает рот, намереваясь что-то сказать, но не успевает, так как за ним следом выходит Он.

И с этим он решил, что я буду спать? Мужик пугает. Одним видом. Если бы я встретила такого ночью в клубе, пожалуй, даже сбежать не смогла потому, что на меня напал бы ступор.

Простая черная водолазка с высоким воротником. Кажется, она осталась с тех пор, когда ее обладатель был изрядно крупнее. Худощавое тело, очертания которого не сильно разберешь под свободной тканью, и пугающая физиономия. Короткие, стриженные ежиком волосы, щетина, и на ее фоне выделяющийся светлым росчерком шрам, уродующий щеку и рассекающий уголок губы. Воистину папа, видимо, считает, что я нахожусь в том возрасте, когда любой представитель сильного пола вызывает единственное желание: запрыгнуть к нему в койку! Да таких нужно обходить десятой дорогой! И этого он собирается приставить меня охранять? Этак я ночью от страха писаться начну!

Мужчина изучает меня с ленивым интересом и от холодного пронзительного взгляда между лопаток пробегает холодок. Я боюсь и испытываю еще какое-то странное чувство. Не хочу находиться рядом с ним! Мне казалось, что с охранником клиент должен чувствовать себя, как минимум, спокойно и удобно. Но с этим типом?

– Ты издеваешься, да? – спрашиваю у отца. – Скажи, пожалуйста, где и в какой помойке ты его откопал?

– Побольше уважения, Ника! – рычит отец, я даже подпрыгиваю от неожиданности. На меня он голос повышает крайне редко. После того, как умерла мама, я единственный луч света в его жизни. – Марк – офицер в отставке и он видел такое, что тебе даже не снилось, – уже спокойнее замечает он.

Даже так. Мне дают не комнатную собачку, приученную рычать на незнакомцев, а выловили настоящего волка. Интересно, он вилку-то с ножом умеет держать? Или их там не учат таким тонкостям? Впрочем, какая разница обедать с ним в ресторане я точно не собираюсь.

– Мне не нужен твой цепной пес, – мило улыбнувшись, припечатываю я. – Да, произошедшее с Лизой трагедия, – мой голос дрожит, и на глазах выступают слезы. Приходится сделать глубокий вдох, чтобы загнать их обратно. – Но это не значит ровным счетом ничего. Я не буду таскаться по сомнительным заведениям. Да, мы сглупили. Да, она сглупила сильнее, чем я. Да, мы гонялись за острыми ощущениями. Поймали. Хватит на всю оставшуюся жизнь!

– Не спорь. Я все решил. Марк будет тебя сопровождать везде. Точка. Станешь выпендриваться, применит силу. Даже наручники, если понадобится. Ясно выразился?

– Я сейчас еду на похороны лучшей подруги и сторожевые псы мне без надобности!

– Вероника, он едет с тобой! Точка.

– В таком виде?

– Не переживайте, Вероника Валерьевна! – голос тихий, от него внутри начинает все вибрировать. – Я переоденусь.

Мне кажется или он надо мной ржет? Впрочем, может быть, шрам придает его лицу такое слегка насмешливое выражение.

– Рожу тоже переоденешь? – огрызаюсь я, разворачиваюсь и мчусь к себе в комнату.

Замираю на секундочку и, удостоверившись, что отец поднимается следом, с чувством ударяю дверью о косяк. Пусть знает – я оскорблена.

«В самом-то деле! Он издевается? Ну, хочет нанять охранника, почему все это нужно делать у меня за спиной? Нельзя посоветоваться? Придумать вариант, который устроит обе стороны?» – бурчу я, стаскивая домашнее платье. На мне лишь откровенный комплект: кружевной лифчик и такие же трусики. Красивое белье – еще одна моя маленькая слабость. – «Зачем нужно приглашать этого? Чтобы все друзья разбежались в ужасе? Неужели нет других вариантов!».

Злость кипит внутри и очень хочет вырваться наружу. Но я пока не знаю, как дать ей выход. Не мебель же крушить.

Да, согласна, случившееся с Лизой ужасно. Я сама перепугалась и до сих пор не могу отойти. Но это глупая случайность, она просто пошла с гребанным извращенцем, и он ее убил. Это не повод устраивать панику! С чего отец решил, что меня ждет такая же участь? Я подвергалась гораздо большей опасности, пока с подругой было все хорошо. В конце концов, именно она всегда была инициатором таких развлечений. Лиза любила адреналин и пощекотать себе нервы, а я шла у нее на поводу. Даже почти перестала общаться с Дашей. Она казалась мне невероятно скучной. И я лукавила, когда называла Лизу лучшей подругой. Она была скорее приятельницей, с которой хорошо, хоть и опасно тусоваться. Поэтому и скорблю я меньше, чем следовало. Хотя, кто придумал определять меру скорби?

Сажусь перед зеркалом и три раза выдыхаю. Пусть решают, что угодно! Я не намерена сдаваться. Похороны Лизы будут походить на светский раут. В наших кругах из любого мероприятия устраивают показ мод и тусовку. Меня это злит, пока я наношу широкой кисточкой румяна на бледные скулы. Я должна думать о смерти Лизы перед ее похоронами, а не про то, какие туфли надеть от Джимми Чу или Кристиана Лабутена, чтобы они соответствовали дресс-коду, в них можно было долго стоять и не сдохнуть, ну и чтобы в таких не притащилось полкладбища.

Останавливаюсь на строгих черных лодочках на шестнадцатисантиметровой шпильке. Матовая кожа как нельзя лучше соответствует случаю. Платье доставили еще утром. Строгий силуэт, черный тяжелый матовый бархат. Подол чуть ниже колена и воротник лодочка. Из украшений лишь нить черного жемчуга. На волосах шляпка с вуалью и обязательно кружевные перчатки выше локтя. Я замираю перед зеркалом, и на глазах снова выступают слезы. Во мне нет ничего настоящего. Идеально уложенные светлые локоны, безукоризненно сидящие вещи – все фальшь. Даже на похоронах мы должны играть в светское общество, где нет места настоящим чувствам. Все бесит; а охранник, который потащится со мной и будет отвлекать внимание от гроба с подругой, особенно. Все будут пялиться на меня и его колоритную рожу, а не на Лизу. Это злит. Сегодня ведь последний день, когда она может быть в центре внимания.