Читать книгу "Все приключения Элли и Тотошки. Волшебник Изумрудного города. Урфин Джюс и его деревянные солдаты. Семь подземных королей - Александр Волков"

За год дл окончания службы Мелентий чудом спасся от гибели. Служил он тогда в гарнизоне города Верный (ныне Алма-Ата) и пережил знаменитое верненское землетрясение 28 мая 1887 года. Жертвы насчитывались тысячами, все каменные дома в городе разрушились. Рухнула и солдатская казарма, тяжелая потолочная балка, упав наискось, прошумела над головой Мелентия. Таща на себе товарища с раздробленными ногами, солдат с трудом выбрался из развалин…

Через год отслуживший свой шестилетний срок солдат вернулся в родную Секисовку. Михайла Архипыч с нетерпение ожидал старшего сына, наследника хозяйства. Мелентий женился, но девушку взял не из своих, деревенских. Его любовь завоевала веселая, светлокосая Соломея Пономаренко с мягким украинским говором, с плавными движениями, задушевно певшая грустные украинские песни.

Мелентий не оправдал отцовских надежд: после долгих раздумий и колебаний он объявил Михайле Архипычу, что уходит в город, на сверхсрочную солдатскую службу.

— На легкие хлеба захотел? — ядовито спросил старик.

— Фельдфебелем[7] обещали взять. Тоже нелегкий хлеб, зато детей выучу.

Невзрачный низенький старик с сивой головой точно вырос, преобразился. Он величаво произнес:

— Нет тебе моего благословения на уход! И коли покинешь дом, пусть ноги твоей больше здесь не будет!

Произошла тяжелая сцена. Бабка Аксинья и молодуха Соломея заголосили, хватая мужей за руки, падали перед ними на колени, умоляли помириться. Но Михайла и сын его были настоящие упорные сибиряки: ни тот, ни другой не отступили от своего решения. Мелентий сурово бросил молодой жене: «Собирайся!» Он молча вышел из родительской избы и в трескучую зимнюю стужу повел Соломею в Усть-Каменогорск, за сорок верст. Бабка Аксинья, рыдая, бежала за сыном до околицы и там, перекрестив его в последний раз, долго стояла, пока две смутные тени не исчезли в морозной дымке…

Отец с сыном помирились только через два года, когда родился Саша, первенец в многодетной семье Мелентия Волкова. Случилось это 14 (1) июня 1891 года.

Я не мыслю свое детство без книги. Читать я выучился необычайно рано, на четвертом году жизни. По требованию мамы папа учил ее грамоте, а я вертелся около и запоминал буквы.

В пять лет я уже читал толстенькие томики Майн Рида в приложении к журналу «Вокруг Света», который мы получали в 1896 году. Теперь я удивляюсь, как папа на свое скудное фельдфебельское жалованье умудрялся ежегодно выписывать какой-нибудь журнал: то «Вокруг Света», то «Ниву», то «Природу и Люди», то «Родину»… В конце концов, из приложений к этим журналам у нас составилась порядочная библиотечка.

Уютно устроившись на печке, я катил по американской прерии тачку вместе с Патрикой и Шур-Шотом («Пропавшая сестра» Майн Рида), странствовал на плоту по бескрайнему океану («Приключения юнги Вильяма»), разгадывал зловещую тайну «Всадника без головы»…

Я был ежедневным гостем в казарме, куда меня привлекали пестрые брошюрки «Солдатской библиотеки» Тхоржевского. Я читал патриотические рассказы о Суворове, Кутузове…

Меня восхищали стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Алексея Толстого; в семь-восемь лет я знал множество их произведений наизусть. С каким весельем, а по временам с сердечным трепетом читал и перечитывал я гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки»…

Да, папа добился своего: несмотря на его ничтожное фельдфебельское жалованье, несмотря на то, что маме приходилось прирабатывать шитьем солдатских рубах по восемь копеек за штуку, наша семья стала культурной, отец увел нас от «деревенского идиотизма». Книги и журналы скрашивали наши досуги.

А сколько сказок знала мама, какими бесчисленными историями занимала она нас, детей, в долгие зимние вечера, сидя за шитьем…

Тесная комнатка. Уютно горит керосиновая лампа, освещая морозные узоры на темном стекле окна. Папа, как всегда, в казарме, мы одни. Младшие спят, а мы с Петей жмемся к маме, и она заводит таинственным голосом:

— Это случилось в доме Иртышевских…

Мы с Петей знаем длинный, покосившийся дом с заколоченными окнами на берегу Ульбы. Он пользуется недоброй славой, вы проходим мимо него со страхом и, оставив позади, припускаемся во весь дух. А мама рассказывает страшную историю о том, как в отсутствие господ и слуг глупая девочка-судомойка впустила в дом, тогда еще новый, грабителя, и как этот грабитель, забрав драгоценности, заносил над девочкой нож… Мы с Петей трясемся от ужаса и плотнее прижимаемся друг к другу.

Десятки лет спустя я прочитал этот рассказ у Погосского[8]. Конечно, его действие происходило не в нашем скромном городке, а чуть ли не в Москве. Но талантливая рассказчица с каким-то особым искусством повертывала история так, что она становилась необычайно близкой и яркой, хватала за душу, переживалась с удивительной силой.

А как мама рассказывала «Аэшу» Хаггарда![9] Больше трех четвертей века прошло с той поры, а я как будто слышу гулкие шаги маленькой группы искателей сокровищ в мрачном подземелье, освещенном багровым светом факелов, я вижу, как сорванное с плеч Аэши белое покрывало устремляется в бездонную пропасть…

Множество забавных и страшных рассказов вынесла мама из своего деревенского детства, и, даже став взрослыми, мы, ее дети, слушали их с неослабевающим интересом. Думаю, что писательскую фантазию, помогавшую мне в работе, я унаследовал от матери. Отец при всех его огромных способностях знал одну только сказку про Фениста — Ясна сокола; мы много раз слушали ее и знали наизусть.

Годы шли. Кончились веселые рыбалки, беззаботные прогулки по горам, где весной мы собирали огромные букеты цветов. Ясным сентябрьским днем 1899 года папа за руку повел меня в городское училище. Приближаясь к двухэтажному каменному зданию, я смотрел на него с почтительной робостью, и мне казалось, что оно по своему величию не уступает дворцам, о которых я читал в книгах. Мог ли я тогда вообразить, что через двадцать лет в этом самом училище под моим началом будет коллектив из многих учителей и несколько сот учеников?

Мы прошли в учительскую, где инспектор Александр Иванович Михайлов проэкзаменовал меня. Стоя с опущенной головой у большого стола, покрытого зеленым сукном (сколько потом заседаний педагогического совета провел я, председательствуя за этим самым столом!), я бойко читал страницу из «Родного Слова» Ушинского[10].