Читать книгу "Городские легенды - Чарльз де Линт"

Связанные между собой истории ньюфордского цикла — еще одна ветвь на могучем стволе этого древнего дерева, которая будет цвести и благоухать, покуда де Линт бродит по лабиринтам улиц придуманного им города.

Чарльз де Линт живет в Канаде, в городе Оттава, пишет романы, стихи, играет на скрипке и на флейте, рисует картины, изучает литературу и фольклор, однако истинное его призвание — волшебство; он один из тех редких людей, которые превращают в магию все, к чему прикасаются при помощи таких разных инструментов, как миф, сказка и фэнтези. «Думаю, что те из нас, кто пишет фэнтези, — сказала Сьюзен Купер, его коллега по перу, в речи, произнесенной на церемонии вручения награды в Ньюбери, — больше всего на свете стремятся сделать невозможное вероятным, а сны похожими на правду. Мы — нечто среднее между абстракционистами и импрессионистами. В своем творчестве мы вновь и вновь возвращаемся к тем событиям из собственной жизни, которые меньше всего понимаем, а иногда и вовсе не помним. И если читателю, будь то взрослый или ребенок, нравится написанное нами, то, наверное, его тяга читать это родом из той же призрачной страны, что и наша потребность это писать... Я не раз пыталась объяснить, что же такое фэнтези, но ни одно определение меня не устраивало. Этот ярлык вообще ужасно ограничивает. По-моему, названия фэнтези заслуживает любое произведение искусства, будь то книга или пьеса, картина или музыкальное произведение, все, что добыто мастерством и талантом из чьего-то воображения. Мы просто грезим, а потом берем чистый лист и изо всех сил стараемся воспроизвести на нем наши грезы».

Книга, которую вам предстоит прочесть, вся состоит из грез Джилли Копперкорн и Джорди, Софи и Кристи, Таллулы и самого Ньюфорда, увиденных и записанных Чарльзом де Линтом. Улицы вымышленного им города вымощены снами, тонкими и легкими, как осенняя паутина, или прочными и основательными, как камень или асфальт. Поэтому, приближаясь к сердцу Ньюфорда, помните: ступать нужно осторожно. Легко ступать.

Терри Уиндлин

(соредакторежегодногосборника«The Year's Best Fantasy and Horror»)

Уиверз Коттедж, Девон, 1992

Птичий рынок дядюшки Доббина

1

Обычно она видела их в сумерках, когда с океана тянуло вечерней прохладой: ветерок подгонял пухлые колобки, и они кувыркались вдоль линии прибоя, забредали в проулок позади ее дома, точно радующиеся свободе беглые пляжные мячи. Иной раз они цеплялись за какой-нибудь угол или камень на краю тротуара, и тогда из их упитанных боков высовывались тонкие длинные ручки, которыми они отталкивались от препятствия, и продолжали свой путь. Больше всего они походили на плывущие по реке весенние льдины или кусты перекати-поля, только разноцветные — красные, желтые, голубые.

Они казались очень плотными, но только пока дул ветер. Стоило ему стихнуть, и яркие шары редели у нее на глазах, точно утренний туман под первыми лучами солнца, расползались рваными цветными полотнищами, развеивались в воздухе без остатка, как дым.

То были особые вечера, она называла их Вечерами Круглых Людей.

Только раз в жизни она говорила о них: в конце шестидесятых, в Хайт-Эшбери. Дым ароматических свечей плавал в воздухе: на ободранном подоконнике догорали две жасминовые пирамидки. В комнате на четвертом этаже заброшенного дома, куда приходили ночевать убежавшие от родителей подростки да бродяги, стояла старая железная кровать. Ржавые пятна покрывали матрас. Жасмин перебивал въевшийся запах плесени. Она добровольно выбрала бедность тогда, ведь на дворе стояло Лето Любви.

— Я знаю, о чем ты, приятель, — сказал Грэг Лонгман. — Я тоже их видел.

На нем были замызганная белая футболка с простым пацифистским знаком и поношенные пластмассовые вьетнамки. За поясом расклешенных джинсов торчала флейта. Длинные светлые волосы стягивала на затылке резинка. Черты тонкие, лицо аскета, худое и вытянутое то ли от бродяжничества и недоедания, то ли от избытка «дури».

— Они как... — Когда он говорил, его руки приходили в движение, словно пытаясь изобразить то, что, он чувствовал, нельзя передать словами, — целый новый язык, думала она, глядя, как длинные гибкие пальцы процеживают воздух. -... Ну, они просто вообще...

— Так ты в самом деле их видел?

— Ну да. Только не на улице. Они парят высоко, знаешь, как такие толстые воздушные змеи.

Ей стало легче, когда она убедилась, что они настоящие.

— Правда, — добавил Грэг, — «дури» надо много выкурить, только тогда их увидишь.

Эллен Брейди положила книгу. Откинулась в кресле, щелкнула выключателем и уставилась в ночь. Воспоминания вдруг нахлынули на нее с такой неистовой силой и остротой, что она почти чувствовала запах жасмина, видела ладони Грэга, которые порхали в облаках ароматного дыма, оставляя после каждого движения нечеткий смазанный след, пока ей не стало казаться, что рук у него больше, чем у Кали.

Интересно, куда же исчезают Круглые Люди.

Длинные светло-русые волосы Эллен накидкой спускались до самой талии. Ее родители были ирландцами — мать из мюнстерских О'Хили, отец из семьи Брейди из Дерри. В роду матери были испанцы, вот откуда эта смуглая теплота кожи самой Эллен. Зато все Брейди были чистопородные ирландцы, от них-то она и унаследовала широкую кость. Но не только. Прозрачные серые глаза — сумеречные глаза, как, бывало, поддразнивал ее отец, — которые могли заглянуть за пределы того, что окружало ее здесь и сейчас.

Она и без наркотиков видела Круглых Людей.

Ерзая в плетеном кресле, она оглядела пляж, но уже почти стемнело, и ветер был не с океана. Тяжесть книги на коленях успокаивала, да и ее название как нельзя лучше соответствовало настроению Эллен: «Как вызвать ветер». «Жаль, что это не учебник, а всего лишь сборник занятных рассказов», — подумала она.

Автора звали Кристи Риделл, он был шотландец, худой, как спичка, всякие странные идеи без конца роились в его голове. Его прическа наводила на мысль о пережившем не одну зиму птичьем гнезде, к тому же он был на полголовы ниже самой Эллен, и все же она не могла забыть, как танцевала с ним однажды поздним вечером в саду, — с тех пор она не встречала партнера лучше. Они познакомились на востоке, в доме друзей, причудливостью не уступавшем самой дикой фантазии. Длинные коридоры прихотливо вились меж потрясающими воображение анфилад комнат, одна восхитительнее другой. И библиотеки. Эллен просто жила в них.

«При подходящем ветре на мудреца надежды меньше, чем на дурака» — так начинался первый рассказ.

Эллен помнила эту историю, еще когда та была настоящим рассказом, а не напечатанным на бумаге. В те дни она всегда звучала по-разному.

Жил-был однажды под пирсом в конце Мейн-стрит то ли гном, то ли просто человек очень маленького роста по прозванию Долговязый. Кожа у него была коричневая, как засохшая грязь, а глаза голубые, как небо в погожий летний день. Был он худ, но с толстым брюшком и крючковатым носом, одевался в лохмотья, которые находил на пляже, и носил их до тех пор, пока сквозь них не начинало просвечивать тело. Свои спутанные волосы он убирал под ярко-желтую кепку. Или заплетал в тонкие косички и привязывал к ним бусины и металлические петельки от пивных банок, которые натирал рукавом до зеркального блеска.