Читать книгу "Ведьма западных пустошей - Лариса Петровичева"

Ну что за манера говорить так, словно у тебя во рту каша или в седалище геморрой, и тебе это страшно мешает!

— Да, — кивнул Бастиан. — Я приемный сын бывшего министра инквизиции.

Голос оказался приятным. Мягким, негромким, очень спокойным — но за этой мягкостью Аделин почувствовала удавку, готовую затянуться на ее шее. За ним был холод и тьма.

Ей представилось осеннее озеро, покрытое первым ледком. В темной воде что-то двигалось, и лед хрустел.

Впрочем, чего еще ждать от сына величайшего гонителя ведьм? Вряд ли он будет добряком и мякишем. Вряд ли он окажется способен на сочувствие и понимание.

— Где же ваш батюшка вас выкопал? — осведомился второй, тощий и длинный, как жердь. Он рассматривал Бастиана, как причудливый экспонат в музее, только что увеличительное стекло не достал. Аделин невольно усмехнулась: дай ему волю, он притащит банку со спиртом и запечатает в ней этого Бастиана!

— На Улице Чудес, — с определенной беспечностью ответил Бастиан, хотя было понятно, что ему не слишком приятно говорить об этом. — Я показывал фокусы с огнем и подпалил его шляпу.

Улица Чудес? Аделин понятия не имела, где это, и что там происходит, но от названия отчетливо веяло какими-то гадкими неприятностями. Пузан покрутил в воздухе указательным пальцем и поинтересовался:

— А это, хм, ваше лицо, оно..?

Аделин почувствовала, что Бастиан напрягся, хотя это, в общем-то, было незаметно. Что же у него с лицом? Ожог? Фокусы с огнем не прошли даром?

— Мое лицо изрезано, потому что калекам лучше подают, — с прежней беспечностью ответил он. — Особенно изувеченным детям. Это сделали те, кто купил меня у моей матери за четверть каруны. Но оно не помешало моему отцу увидеть мои таланты.

Значит, калека. Уродец. Трудно было в это поверить, глядя на его идеальную осанку, костюм с иголочки и прическу — с такой куафер работает каждую неделю, подравнивая и правильно укладывая волосы. На мгновение Аделин позволила себе пожалеть этого Бастиана. Только на мгновение.

— Вы очень на него похожи, — заметил третий господин, которого Аделин не сразу заметила, настолько он был блеклым и неприметным. Не человек, а моль, сложившая суставчатые лапки на сером животе. — Выражение лица, жесты… наряд. И смотрите вы так же.

Бастиан усмехнулся.

— Для меня честь — быть на него похожим, — с холодным достоинством ответил он. — И я надеюсь, что похож на него не только в манерах, но и в делах.

— Хм-м, да. Вы молоды, но опыт, х-м-м, да, впечатляет, — кивнул пузан. Поворошил стопку бумаг на столе. — Поэтому вы и подали это прошение, м-да!

Аделин с трудом сдержалась, чтобы не дать щелчка по водной глади, настолько пузан раздражал ее.

— Шесть девушек из благородных семейств изнасилованы и убиты в Западных пустошах за полгода, — произнес Бастиан. — Обстоятельства дела говорят о том, что убийца — маг, причем стихийный и очень могущественный. Я прошу назначить меня следователем и отправить туда.

Некоторое время важные господа молчали. Аделин чувствовала, как по спине бежит холодок, а волоски на руках поднимаются дыбом. Ведьминское чутье в ней истошно кричало: опасность! Опасность! Спасайся, беги же! Не медли!

Бастиан чем-то напоминал ей беренийского пса — мифическое трехголовое чудовище, которое всегда настигает свою жертву и никогда ее не упускает.

— Принесете нам его голову, юный Беренгет? — предположил Жердь. — Не посрамите памяти вашего достойного родителя?

— Принесу, — кивнул Бастиан. Пузан снова принялся копаться в бумагах, и Аделин внезапно поняла: вся эта каша во рту — всего лишь маска. Именно он здесь самый опытный и главный, именно он все решает.

— Что ж, м-да… — протянул пузан. — Отправляйтесь. Говорите, ваш отец учил вас охоте на ведьм?

Бастиан вновь утвердительно качнул головой. Аделин впервые за долгое время подумала, что дела плохи. Очень плохи.

— Учил. Потом я продолжил обучение в академиуме инквизиции. Получил золотой диплом.

— Тогда мы пожелаем вам удачи, — серьезно сказал Жердь. — Отправляйтесь сегодня же.

Бастиан развернулся и пошел прямо на Аделин — на какое-то мгновение его лицо заняло все водное зеркало, и она оцепенела, взглянув в него.

Бастиан Беренгет был бы красавцем — темные глаза с густыми ресницами, ровный нос, высокие скулы — если бы не старые шрамы, которые поднимались от бровей к вискам и от уголков рта к глазам через щеки. Зрелище действительно пугало. Аделин отодвинула тазик, хлопнула по воде, и картинка исчезла.

Дождь шел все сильнее. Казалось, великан, обитатель небесного острова, забыл закрыть кран в своей ванной и теперь сам не знает, что делать с потопом, и как укротить ревущую воду.

— Должно быть, тебе хорошо подавали, — негромко сказала Аделин, вспомнив шрамы Бастиана. — Такому-то уроду!

В сумрачной тишине ее голос прозвучал нарочито звонко и от того испуганно.

«А ведь он догадается, — подумала Аделин. — Он все выяснит, такие никогда и ничего не упускают».

Этот щеголь с модной стрижкой, розовым бриллиантом в булавке шейного платка и изуродованным лицом мог разрушить ее привычную жизнь. Мог прийти и растоптать все то, что она создавала с таким трудом.

Когда-то Аделин обещала отцу, что справится, и отец ей верил. Настолько верил, что оставил поместье своей дочери-ведьме, незаконнорожденной. Настолько верил, что поручил ей защищать самое дорогое и несчастное, что у него было.

И Аделин знала, что справится.

У нее не было другого выхода.

***

Когда отец входил в комнату, Бастиану казалось, что в ней вспыхивает еще одна лампа — яркая, ясная, теплая.

Альвен Беренгет был невысокого роста, очень изящный, похожий на фарфоровую куклу, которую маленький Бастиан однажды видел в витрине. Но за этой кукольной внешностью скрывался несгибаемый характер, сила и достоинство. Чутьем, что выросло в нем за несколько лет, проведенных на Улице Чудес, Бастиан понимал, что его отец — самый опасный хищник, которого можно встретить.

Знаток магии и артефакторики. Безжалостный и опытный охотник на ведьм. Человек, который в других обстоятельствах убил бы его без малейших колебаний.

Но он не убил. Он любил и жалел, он заботился, и Бастиан вечерами плакал в подушку от того, что наконец-то стал кому-то нужен по-настоящему. Это было счастьем — недоступным, неслыханным и обретенным. Это было сном, который не растаял после пробуждения.

Однажды Бастиан долго смотрел в зеркало на багровые рубцы своих шрамов — а потом увидел, что отец стоит за его спиной и тоже смотрит. Не так, как зеваки, для которых он был уродом, таращились на Бастиана: отец смотрел так, словно шрамов не было. Словно перед ним был обычный мальчик без малейшего увечья.