Читать книгу "Удивительные истории о мужчинах - Эдуард Овечкин"

– Рулит, тащ командир, боцман же… того.

– А, ну давай я ему чай отнесу. Где-то у меня в кармане второй стакан был.

Командир спускается к минеру, вручает ему стакан с чаем: «За хорошую службу и чтоб не говорил потом, что я тебя не поощряю!», присаживается рядом на откидное сиденье:

– А чего у тебя форточки закрыты?

Открывает форточку, и в нее тут же лезет туман, и было ничего не видно, а стало ничего не видно – и туман. Закрывает.

– Ну-ка, дай-ка попробую, больно вкусно пьешь! Не, не могу такой пить – от сахара губы слипаются. Серега, а сколько нам до полигона пилить?

– Часа три так точно. Ускориться бы…

– Да куда ты тут ускоришься?

– Да я так, высказываю пожелания во Вселенную.

– Чем-то ты ей насолил, видать.

– Вселенной-то? А чем я ей только не солил! Сами же знаете.

– Ладно, я – вниз, если что, сразу зови! О, а дай подудеть хоть: зря лез, что ли!

Командир поднимается на мостик.

– Взрослые люди, – бурчит минер, – хуи по колено, а все лишь бы подудеть куда.

– Чего говоришь? – не слышит его командир.

– Все правильно, говорю! Безопасность – она превыше всего!

И снова два басовитых, низких и два визгливых, высоких. И слушают, не отзовется ли кто. Нет – тишина.

– Может, вам бутербродов передать с боцманом? – кричит командир уже из люка.

– Да! – кричит минер.

– Нет! – кричит старпом. – Вы лучше нам боцмана с боцманом передайте!

Скоро выходит и боцман, поднимается на мостик: он переодел тулуп и, только поднявшись наверх, чувствует себе еще довольно комфортно. Оглядывается. Туман вроде немного редеет, и уже видно, где сзади кончается рубка (или он просто знает, где она кончается, и дорисовывает ее контуры в тумане сам), но носа и хвоста по-прежнему не видать.

– Думал, у вас тут хоть видимость получше.

– Ага. Мы же офицеры – у нас все получше, чем у вас, мичманов, да?

– Нет. А где мой термос-то? Пойду минеру бутерброд передам.

– А мне?

– Что?

– Бутерброд.

– А вам командир не передавал – только минеру. Плохо себя вели, да, Сей Саныч?

– Мостик, БИПу!

– Есть мостик!

– По пеленгу двести шестьдесят в дистанции одного кабельтова ничего не наблюдаете? Случайно?

– Он охуел? – спрашивает старпом у боцмана.

Боцман пожимает плечами.

– Ты охуел? – спрашивает старпом у спрашивающего БИПа. – Ну-ка сюда, быстро! Минера на мостик, мигом! – снова боцману.

Шутки кончаются, и об этом не надо никому объявлять – все понятно по интонации. Боцман скатывается вниз: «Триста – едем прямо, есть триста – едем прямо», и минер уже на мостике.

– Ракету на двести шестьдесят! – командует старпом.

Минер заряжает ракетницу и бахает в заданном направлении, но ракета тонет в тумане метрах в пятидесяти – какой уж тут кабельтов? Вахтенный БИПа выходит в РБ, тапочках и пилотке, и за это старпом начинает ненавидеть его еще больше.

– Видишь? – тычет старпом пальцем в пеленг двести шестьдесят. – Где твой кабельтов?

– Не вижу, – соглашается вахтенный БИПа.

– А сколько видишь?

– Метров тридцать, может. Меньше даже.

– И я! И я вижу столько же! Сюда смотри!

Старпом показывает на свои глаза:

– Видишь? Обыкновенные человеческие глаза! Два! Как и у тебя, странно, да? И, если они говорят, что видимость – ноль, значит, она обычный такой ноль, и это ты, ты, сука, должен мне говорить, что ты наблюдаешь в дистанции одного кабельтова, чтоб я мог принимать решения! Ты – потому что у тебя что?

– Омнибус?

– Пра-а-авильно, потому что у тебя – точный прибор, да что там прибор – целая система, созданная гением советской инженерной мысли, а у меня всего лишь глаза! Так какого тогда хуя?

– Да там непонятно ничего. Вроде цель, вроде не цель – хода нет, засветка, может, вот я и…

– И что ты? Приказал мне туман развести руками?

– Уточнил…

– Уточнил. Центральный, мостику!

– Есть центральный.

– Стоп обе. Командира БЧ-7 в центральный. Что ты тут стоишь? Иди на боевой пост – и немедленно разбирайтесь там!

– Не стоит просить у вас разрешения перекурить?

– Даже не вздумай!

– Мостик, центральному! Застопорены обе турбины.

– Есть центральный! Минер, куда ты смотришь? Нет, блядь, двести шестьдесят на десять градусов левее! Рулевой, на румбе!

– На румбе триста, лодка медленно уходит вправо!

– Держать триста!

– Есть держать триста! – нижний вертикальный руль (а работает сейчас только он) совсем маленький, и держать им курс без хода практически невозможно, поэтому, выждав необходимую для приличия паузу, рулевой докладывает:

– Лодка руля не слушается, медленно уходит вправо!

– Центральный, мостику, правая вперед десять!

– Есть правая вперед десять, работает правая вперед десять!

– Рулевой, держать курс триста!

– Есть держать курс триста! На румбе – триста.

– Есть! Внимание на левый борт!

– Ого тут у вас! – Командиру БЧ-7 холоднее и оттого еще, что он только что спал, уютно укутавшись одеялком. – Сей Саныч, вот, смотрите, – выкладывает планшет, – вот здесь вот что-то вроде как есть, но что – классифицировать не можем. Хода не имеет. Сблизимся минут через пять.

– Маленькое?

– Совсем.

– А на картах тут что?

– А на картах тут море.

– Умник. Что рекомендуешь?

– Тихонько красться. Справа тут банка, и вода сейчас малая, в теории можем пройти, но мало ли, а влево чтоб уйти, надо ход увеличивать, а ну как не успеем? Рекомендую остаться на данном курсе.

– Ладно, давай вниз, смотри там во все глаза. На румбе?

– На румбе – триста!

– Центральный, мостику! Что с турбинами?

– Левая застопорена, правая работает вперед десять.

– Стоп обе!

– Есть стоп обе. Застопорены обе.

– Оба САУ отвалить, развернуть лево девяносто и быть в готовности к немедленному пуску!

Больше сделать ничего и не сделаешь, а вроде как надо – крейсер же медленно ползет к чему-то неопознаваемому и мало ли к чему, и вот это вот состояние, когда все сделал, что мог, а надо бы больше, но нечего, начинает нашептывать старпому в ухо всякое и заставляет его ходить по квадратному метру мостика из угла в угол и смотреть по пеленгу двести шестьдесят и проверять – туда ли смотрят минер и рулевой, и что, опять спросить, сколько на румбе? Ну чтоб вот просто не молчать.