Читать книгу "Порочные души - Ellen Fallen"

– Попросту у меня есть ночь для того, чтобы забеременеть естественным путём? – он согласно кивает. – Какие-нибудь есть мысли?

– Я женат, не смотри так на меня. Лина не простит ни одного из нас. Кроме того я твой двоюродной брат. – я отмахиваюсь от него, ещё не хватало рассматривать вариант с родственником. – Ночной клуб «Даблхот»?

– И что ты предлагаешь? Отдать себя первому встречному, с просьбой помочь мне забеременеть, иначе у меня не будет никогда детей? Это смешно, – загибаю край своего больничного набора стикеров, на которых изображены мишки.

– Ну, ты можешь попробовать с прохожими, но не думаю, что они поймут тебя. Обычно девчонки занимаются сексом в клубе, отрываются в ближайшем туалете, а потом приходят на аборты. – Трой складывает свои вещи в черную сумку. – Это показывает практика. А самый популярный клуб именно «Даблхот».

– Он может быть болен. Да и какой человек в своём уме будет заниматься этим без защиты? – я встаю с удобного кресла, поправляю свою рабочую форму.

– Я чувствую себя сутенёром, толкающим тебя на немыслимые вещи. Ты очень даже права, да, могут быть болячки, от которых, кстати, не застрахован даже человек, живущий в браке… Говорю тебе из опыта проверенного временем моей работы. Вообще это был глупый вариант, который действительно слишком опасен, – он огорчённо качает головой. – Хорошо, попробуем в следующий раз. Мне пора, моя жена уже сошла с ума без меня, – вместе мы выходим из его кабинета, он передаёт мне мою карточку, и я остаюсь в полной тишине отделения гинекологии, смотря ему в след.

Иду к своему отделению, пересекаю лестничный пролёт, поднимаюсь по ступеням к тяжёлой металлической двери, скрывающей от меня мир чудес. Я сразу же слышу тихие разговоры других терапевтов, которые переодеваются в ординаторской, собираясь домой. Прохожу мимо них и останавливаюсь, около огромных прозрачных стёкол, за которыми в боксах лежат малыши, родившиеся раньше времени или имеют маленький вес. Голубые и розовые шапочки мелькают перед глазами, они такие хрупкие и ранимые, и я безумно люблю каждую секунду, которую провожу рядом с ними. Натягиваю маску на лицо, подхожу к раковине, расположенной в коридоре, и тщательно мою руки. Одри удивлённо смотрит на меня, когда поверх формы я надеваю стерильный халат и захожу к малышам.

– Твоя смена уже закончилась. Ты не едешь домой? – хрупкая девушка сидит на стуле, рука в перчатках через небольшое круглое отверстие ощупывает животик мальчика.

– Опять вздутие? – спрашиваю я её озадаченно. – Хочу ещё минутку уделить малышу в четвёртом боксе.

– Он не выживет, его родители наркоманы. Он здесь уже неделю, и ты постоянно сидишь с ним. Не боишься привязаться? – она вводит через катетер небольшое количество раствора, вытаскивает руки, проверяет температуру.

– Какая разница кто его родители. Он маленький ребёнок, который борется за свою жизнь, а я борюсь вместе с ним, – улыбаюсь, когда мальчик кривит губы, будто проглотил что-то невкусное. – Сегодня он выглядит прекрасно, желтизна прошла. И судя по всему, мы набрали двадцать грамм, – достаю тёплый стерильный стетоскоп, надеваю перчатки и через отверстие сначала нежно прикасаюсь к ребёнку, чтобы не испугать и только потом начинаю слушать его лёгкие и сердце. Сосредоточенно я проверяю, чтобы ничего не упустить. Ещё вчера его сердечный ритм был менее сильным, лёгкие работали вполсилы. Я думаю, это наша маленькая практика, о которой никто не знает. Жду не дождусь момента, когда мы попробуем это снова.

– Я так и не поняла. Его мать уже умерла? – я вытаскиваю стетоскоп из ушей, глажу худенький животик мальчика, он удовлетворённо дышит.

– Мне это неизвестно, но у ребёнка есть отец и дедушка. Девушка родившая его тяжело больна. И очень надеюсь, что все обойдётся, малышу нужна мама. – подпираю одной рукой лицо и наблюдаю, как он тянет своё тело, пальчики на ножках вздрагивают, и он снова кривится. – Я бы все отдала, чтобы он жил.

Под тонкой кожей младенца, как сквозь пергамент, видны мелкие прожилки вен. Мне больно думать, что ещё ему придётся испытать, прежде чем вырасти. И этот катетер ничто.

– Рей не звонил? – она говорит очень тихо, проходит к следующему боксу и проверяет ребёнка.

– Даже не хочу об этом думать. Заблокировала его номер, позже разберусь с его вещами и забуду как страшный сон, – она поворачивает голову в мою сторону, смотрит куда-то сквозь меня. – Самое страшное, теперь у меня два варианта: забыть о желании завести ребёнка или найти парня на одну ночь.

– Это не сложно, – она улыбается, записывает в карту данные, – Предание старо как мир. Надрежешь фольгу на презервативе, берёшь того, что не усеян видимыми болячками, не пьяный до невменяемого и готовый к приключениям.

– Все не так просто, – я встаю, беру карту и записываю показатели, количество раствора уже введённого в организм.

– У тебя вообще в жизни все непросто. Парень последний – придурок, которого я не переваривала. Как и многие другие. Хватает момента, когда он схватил тебя за подбородок и потребовал смотреть на него. Затем то, как влияла на тебя гормональная терапия. Ты же плакала от любой мелодрамы. Что говорит Трой? – Одри показывает мне на дверь, мы закончили здесь, осталось пройти отделение, и я свободна.

– С точки зрения медицины пятьдесят на пятьдесят, – мы делим палаты. Я захожу к мальчику, который готовится к операции по реконструкции желудка, поправляю на нем покрывало, смотрю на датчики и записываю в планшетку, висящую на краю кровати.

Одри выходит одновременно со мной из двери напротив.

– Ты боишься, что потом у тебя не получится? Как насчёт работы? Ну, я имею в виду, как ты потом будешь в больнице и ребёнка оставлять у няни или мамы? Где? – я несколько раз моргаю, мы расходимся снова по палатам, внимательно делаю свою работу, возвращаюсь в коридор, нахмурившись.

– С этим не будет проблем, – я не оставлю своего ребёнка на близких. Не поменяю на работу. Поэтому выбора не будет. Как только подрастёт, там уже буду решать проблемы по мере поступления. – Меня беспокоит другое. Я ведь медицинский работник, а не девочка подросток, которая просто поведётся на свои гормоны и тра… переспит с незнакомцем.

Одри хмыкает, мы идём с ней в нашу ординаторскую, закрываем дверь, и она садится на диван. Я подхожу к шкафчикам, снимаю свою рабочую одежду и переодеваюсь.

– Может иногда это необходимо. По сути, твой Рей ещё то дерьмо, но ты же с ним занималась сексом, не так ли? – я смотрю на неё через плечо, остаюсь только в нижнем белье и быстро натягиваю синее скромное платье и кофту с длинным рукавом. – Ну, так выбери того, кто тебя заведёт. Только не пей. Ты идёшь за донором по факту.

– Да ладно, вот так все просто. А если у него куча болячек, он туберкулезник или, не знаю, сидит на сильных антидепрессантах? – она пожимает плечами, вытягивает ноги и укладывается на диване.

– Ты думаешь, девочки в клубах об этом задумываются? – она с удовольствием потягивается и зевает.

– Я же не девочка, – собираю волосы в пучок, закалываю их невидимками.