Читать книгу "Лилия для Шмеля - Алиса Ганова"

Где-то рядом, за стеной, раздались неприятно резкие звуки отъезжающих стульев, громкие шаги, от которых голову пронзил болевой спазм…

От напряжения меня затошнило. Тяжело дыша, я судорожно пыталась понять: что произошло? Но собраться с мыслями не удалось: в комнату, оглушительно топая, вошли люди.

— Тише! — жалобно взмолилась я и сморщилась от головной боли.

— Фина, перестань придуриваться, — потребовал противный девичий голос.

Я приоткрыла глаза и увидела троицу в каких-то дореволюционных одеждах.

«Мормоны-то откуда?!» — подумала первым делом, оглядывая высокую женщину в строгом, чопорном платье. Рядом с ней стоял похожий на нее парень в щеголеватых полосатых брюках и несовременной белой рубахе. Держался он нагловато, что на сектантов совсем не похоже. А из-за их спин выглядывала худая, как щепка, девушка, с колючим взглядом. Ей-то, судя по всему, и принадлежал неприятный голос.

— Фина! — взволнованно обратилась ко мне странная женщина и шагнула к кровати. — Что с тобой?

Мой дикий взгляд насторожил ее. Она схватилась за сердце, и тут же парень заботливо подхватил женщину под руку.

Что они родственники, подтверждало семейное сходство черт троицы: у всех блондинистые, мышиного цвета волосы, острые подбородки, похожие длинноватые носы.

— Милая! Не надо пугать нас так! — произнесла она дрожащим голосом. — Пошутила — и будет!

Парень подвел ее заботливо к стулу, стоявшему у постели, и помог сесть.

— Ты не узнаешь меня? Флорана? Дивию?! Разве это возможно?!

Я продолжала молчать. Тогда она сжала тонкие губы, достала из рукава платья платок и промокнула заблестевшие глаза.

Женщина была уже не молодой, худощавой, с первыми мелкими морщинами на бледной, с нездоровым оттенком кожей. Однако говорила искренно, называя меня милой, будто я была ей родной… Догадка осенила меня, и я выпалила, не обращая внимания на боль в потрескавшихся, сухих губах:

— З-зеркало!

Она степенно повернула голову к двери и требовательно приказала служанке:

— Гилья! Зеркало!

Та присела в торопливом полуреверансе, побежала куда-то, и уже скоро передо мной держали тусклое, по краям облезшее зеркало, в котором я видела совершенно чужую, незнакомую мне девушку!

У нее было узкое лицо, длинноватый нос, такие же мышиные волосы, как у троицы! И карие глаза! Хотя прежде у меня они были серыми!

— Милая, не переживай! Ты упала удачно и ничего себе не повредила, — забота трогала, но прежде чем я успела ею проникнуться, новообретенная родственница добавила: — Слава Видию! Иначе бы господин Ульн отказался от намерений и потребовал деньги назад.

— Какие? — насторожилась я, зная, что где замешаны деньги, не следует ждать ничего хорошего.

Лицо собеседницы покрылось красными пятнами. Она часто заморгала и вновь принялась вытирать глаза.

— Фина, знаю, этот брак унизителен для нашей семьи, но ты обязана спасти Флорана!

— Кого? — переспросила я и заметила, как парень недоверчиво прищурился. Пусть думают, что хотят, но с этого места поподробнее: за кого замуж и кого мы спасаем ценой меня?!

— Дивия! Флоран! — истерично воскликнула женщина, вскакивая со стула. — Корфина действительно потеряла память!

Те двое опасливо переглянулись, набрали в рот воздуха, готовые загалдеть наперебой, но их матушка резко отчеканила:

— Выйдите!

Удивительно, однако парочка без единого возражения подчинилась, что показалось мне подозрительным. Все-таки мне за тридцать, по работе я общалась с разными читателями и по опыту знаю: от людей с недовольным выражением лица не стоит ждать ничего хорошего. А эти уж точно хитроватые эгоисты и скандалисты. Тогда почему так легко отступили?

Пока я растерянно хлопала глазами, взволнованная женщина снова села на стул, взяла меня за руку и разрыдалась. Чтобы утешить, я сжала ее пальцы, и она, углядев в этом надежду, сбивчиво затараторила:

— Ничего-ничего, Фина, это даже к лучшему! К лучшему!

Шок от перемещения в чужое тело или от сумасшествия… — я еще точно не определилась. Возможно, происходящее мне просто снится — нарастал.

Пока родительница истинной Фины заливалась слезами, я обводила взглядом комнату.

Напротив кровати облезлый подоконник, который красили, наверно, лет сто назад, при царе Горохе. Окна грязные. На потертом паркете, скрипевшем при каждом шаге, плешивый ковер. В углу грубо сколоченный деревянный стол с круглой столешницей, накрытый заляпанной скатертью. Тусклые серые занавески, и ужасно унылая, даже убогая лампа на стене…

Я перевела взгляд на мать Фины — все больше подозреваю это — и заметила, что туфли ее заношенные, а кофта с юбкой, поначалу показавшиеся платьем, чистенькие, но тоже старые.

— Все плохо? — спросила я не своим, звенящим в тишине, высоким голосом.

Мать Корфины прикрыла глаза и обреченно выпалила:

— Флоран вновь игрался.

Вот теперь понимаю ее отчаяние. Даже я не сдержалась и выпалила:

— Придурок!

— Что?! — женщина дернулась, как от пощечины, и оцепенела, даже перестала рыдать.

Повторить я не посмела, полагая, что в этой семье не используют подобных слов, только все оказалось иначе.

— Не смей! Не смей так говорить о своем брате! — взвилась она, и я пораженно замерла. Где у матери Корфины глаза? Пусть Флоран — любимец, однако разве дочь ей чужая?

— Хорошо, он не придурок, — прошептала тихо, но чеканя каждое слово. — Он умный, поэтому пусть сам выпутывается из долгов, которые наделал по дурости.

— Нет! Не смей! — от переизбытка чувств она побагровела. — Иначе Флорана арестуют за долги! Не смей! Слышишь! Не смей! Или он застрелится! — Истеричка вцепилась в мою руку и больно сжала.

От криков висок пронзила боль, и я закрыла глаза. Только опасение за мое здоровье остановило визги родительницы Корфины. Вот только на них прибежали «братец» и «сестрица» и тоже загалдели:

— Мама! Мама! Что случилось! Что с тобой! Фине плохо?

Я лежала с закрытыми глазами, и фальшивый тон их голосов чувствовался еще сильнее, особенно в голосе Флорана. Ради интереса я чуть приоткрыла одно веко и увидела, как он метнулся к матери и преданно вперился в нее широко раскрытыми глазами. Здоровый лось, а изображает трепетного мальчика. Очевидно же, что слишком переигрывает, однако мать этого не замечала.

От зашкаливающего лицемерия троицы меня снова затошнило. Судя по всему, при падении я нехило ударилась головой и теперь испытывала сильнейшую слабость, однако никого мое состояние не волновало. Троица галдела, как чайки на помойке, возмущенные тем, что я отказываюсь выйти замуж за какого-то Унда. Но этого им показалось недостаточным.