Читать книгу "Среди восковых фигур - Инна Бачинская"

В кухне царила идеальная чистота. Утром они вместе пили кофе. Он рассказывал ей про Руслана, друга детства и делового партнера, она хохотала. Ему нравилось, как она смеется, и он старался рассмешить ее. Кофе в черных шершавых керамических чашках, на его – размашистая лакированная надпись «Bistrot cafe», на ее – «Cappuccinо». Руслан, Русик… занудный, мелочный, придирчивый! Трусоватый. С подозрительным взглядом и манерой грызть ноготь большого пальца на левой руке – еще со школы. Прекрасный бухгалтер: ему было легче с цифрами, чем с людьми – люди от него шарахались. Он любил рассказывать о Русике, ему нравилось, как она смеется. Они сидели напротив друг дружки, он спиной к окну, она, наоборот, лицом, и он видел ее очень белую кожу, веснушки на переносице, ярко- рыжие, вьющиеся мелкими пружинками волосы и светлые длинные зеленые глаза. Когда она смеялась, она запрокидывала голову, и он видел, как бьется синяя жилка у нее на шее. На ней было его любимое платье – длинное, зеленое, в мелкий белый цветочек. И была она босиком. Она любила бродить по дому босиком…

Она сидела у него на коленях… Какого цвета у тебя глаза, спрашивал он. Арктического льда, отвечала она. Ты не похожа на лед, говорил он. Ты теплая. Ты горячая!

Вот ты прекрасна, подруга моя! Вот ты прекрасна! Глаза твои голуби! Скажи мне ты, кого любит душа моя?[1]

Ты еще меня не знаешь, отвечала она. Твои волосы пахнут сандалом, говорил он, зарываясь лицом в ее гриву. Да, потому что меня сделали из сандалового дерева. Как Буратино? Как Буратино. И нос у меня длинный. Не замечал! Ты вообще меня не замечаешь…

А голос! Негромкий, низкий, сипловатый… Воркующий. Скажи что-нибудь, просил он, когда они, обнявшись, лежали в постели. Скажи, что любишь… Люблю, люблю, люблю, говорила она прямо ему в ухо, это было щекотно, казалось, что в ухе сидит кто-то живой и шевелит лапками, его окатывало горячей волной, и он смеялся. Они вообще много смеялись, что на него не похоже…

Такой женщины у него никогда не было.

…Обе чашки стояли в буфете, вымытые, сухие. Клетчатое полотенце, такая же рукавица для горячего, сверкающая, чисто протертая столешница… Настя? Он выбежал из кухни, схватил с журнального столика телефон, набрал номер домработницы.

– Настя, это я! – Та забормотала что-то, но он, не слушая, закричал: – Настя, вы приходили сегодня?

– Сегодня не приходила, Михаил Андреевич. Вы же сами сказали не приходить. Еще пошутили, что даете мне отпуск, помните? А что случилось? Если надо, я мигом прибегу!

– Не нужно, извините, Настя. – Он щелкнул кнопкой, отключаясь. Откинулся на спинку дивана, закрыл глаза…

Глава 2

Триумвират

Работая над решением задачи, всегда полезно знать правильный ответ.

Искусство научных исследований

Бар «Тутси»! Кто не знает бара «Тутси»? Городская достопримечательность, можно сказать, все знают. Во-первых, название. Не «Пир горой», не «Дикий Запад», не «Бирмаркет», не «Кружечка», не «Мистер Бочкин», не «Нью-ерш», не, не, не… сотни таких же безликих, неинтересных, банальных, избитых… Дальше сами. И вдруг «Тутси»! Как экзотический нездешний цветок! Каков креатив, а? А посмотришь на старого доброго Митрича, хозяина, так и не скажешь, что способен на подобный изыск. И правильно скажешь, потому что название придумала его матушка после просмотра одноименного фильма. Митрич же и понятия не имел, что такое «Тутси». Матушка просветила и потребовала. Митрич, как послушный сын, внял, хотя в голове у него крутились другие названия, очень душевные и родные, вроде: «Пир души», или «Золотое дно», или «Большая бочка». А тут вдруг какое-то «Тутси». Но с матушкой не поспоришь, тем более в качестве спонсора. Скрепя сердце, стесняясь, переполненный дурными предчувствиями Митрич взял под козырек. К его изумлению, сработало! И негромкий джаз, и девушка с романсами, и фото знаменитостей с автографами… тоже работа матушки. Как ни крути, старое поколение пока рано скидывать со счетов. Впрочем, нет, фотки – идея Митрича, он питает слабость к знаменитостям, своим и заезжим – в итоге все стены в картинках и автографах, прямо тебе краеведческий музей! Равно как и бутерброды с колбасой и маринованным огурчиком… в смысле, еще одно ноу-хау Митрича. Так и называются: фирмовые Митрича.

Одним словом, или как сейчас говорят: кароч! – бар для среднего класса, среднего возраста, средней слегка ностальгирующей приличной интеллигенции и где-то богемы. Своего рода городская достопримечательность. И ни тебе шумных разборок, ни мордобоя, ни пьяных личностей… даже как-то непривычно и вроде чего-то не хватает, честное слово. Зато полно завсегдатаев, которые не столько завсегдатаи, сколько, можно без преувеличения сказать, семья. Взять, например, любимчика Митрича, золотое перо местного бульварного листка «Вечерняя лошадь» Лешу Добродеева, он же Лео Глюк, тиснувшего с добрый десяток хвалебных материалов про замечательный бар, обозвав его «культовым», «сакральным» и даже «вотивным»[2]. Последнее пришлось смотреть в Интернете, хотя все равно не совсем понятно, что имелось в виду. Ну, да Леша Добродеев человек страстный, увлекающийся и восторженный. Или вот еще великолепная троица: философ Федор Алексеев, капитан Коля Астахов и Савелий Зотов, главный редактор отдела остросюжетной дамской литературы местного издательства «Арт нуво»! Именно здесь, в баре «Тутси», они щелкают как орех всякие криминальные загадки, а Митрич доносит до них вокс попули[3] от своей матушки. И главное, у каждого своя роль в коллективе, что помогает рассмотреть ситуацию со всех сторон. Коля Астахов опытный опер с устоявшимися взглядами, колоссальным опытом, видящий насквозь любого отступника раньше даже, чем тот совершит противоправное деяние. Философ Федор Алексеев… Кстати, это сейчас он философ, вернее, преподаватель философии педуниверситета, профессор, а раньше был коллегой капитана, тоже капитаном. А потом вдруг одномоментно сменил военный мундир на академическую тогу, с головой ушел в науку, любит рассуждать, анализировать, особенно по ночам… Представьте себе: глубокая ночь, ветерок шевелит балконную занавеску, на небе полная луна, Федор бродит в Интернете. Задает вопросы, анализирует, соображает, думает. Если не над какой-нибудь исторической загадкой, то над очередной статьей для «Вестника философии». Рядом любимая кружка, уже третья или четвертая, с кофе, и фигурка танцовщицы Чипаруса с венского блошиного рынка, любимая, на которую он нет-нет да и взглянет. Ручки над головой, нежное личико, юбочка за колено, тонкие ножки… Одним словом, или снова кароч (которое, правда, тут как на корове седло, но отдадим должное современной народной лексике): философия его конек, так сказать, но… Опять! Всегда вмешивается это чертово «но» и сбивает с пути. Бродят в Федоре старые оперативные дрожжи, любит он всякие криминальные загадки, даже подумывает на досуге заняться детективной практикой. В смысле заявить о себе как о частном детективе. Добрый Савелий, между прочим, его всячески поддерживает, поощряет и готов помочь материально. Например, сейчас Федор занят эссе об идеальном убийстве. Казалось, ну что нового тут можно сказать? А Федор найдет, уж поверьте! Шестеренки в голове крутятся, дай бог всякому. Добавьте сюда приятные манеры, улыбку, от которой даже у Митрича замирает сердце, даром что мужик, и чувство юмора, за которое его обожают учни. Обожают и подражают: почти все молодые люди с факультета философии таскают на шеях длинные клетчатые черно-зеленые шарфы и носят длинные белые плащи, а Леня Лаптев, летописец жития философа Федора, еще и черную шляпу с широким полями. Капитан Астахов называет друга пижоном и вешает на него всех аспиранток и холостых профессорш. Федор не спорит, только улыбается и пожимает плечами – он не привык говорить о своих отношениях с женщинами…