Читать книгу "Когда возвращается радуга. Книга 3 - Вероника Горбачева"

Он аккуратной кучкой пересыпал на стол сушёные яблоки из миски. Обмахнул ладонью со дна крошки — и наполнил водой из кувшина.

На миг даже неловко стало за свою, невесть откуда взявшуюся, уверенность. Творит, что хочет, корчит из себя умельца…

Вздохнул — уже не сокрушённо, а по науке, как наставник учил: втягивая Силу, пробуждая разум, и тот, который ему мысли нашёптывает, и тот, который чаще всего спит, но именно он раскрывает в человеке Дары. Его и надо будить, если хочешь чего-то добиться.

— Какая она, твоя Мари? — спросил. — Ты только помедленней. А то говоришь больно быстро, а я по-франкски ещё не все слова знаю.

Глаза Пьера загорелись.

— Маленькая, — произнёс с нежностью, — тонкая, как травинка…

Назар сочувственно приподнял брови домиком.

— На хлебе и воде, что ль, держали? Хозяйка злая?

— Лютая. При гостях чистый ангел, а как в доме чужих нет — и по щекам налупцевать может, и есть велит не давать. Я Мари с кухни хлеб и яблоки таскал, когда мог. Да ведь не всегда проскочишь — госпожа частенько заставляла её с собой ночевать. То ей среди ночи окно открыть, то закрыть, то воды принести, то простыню сменить. Почитай, нам всем праздник был, если при ней амант оставался на ночь…

Назар хотел переспросить про аманта, но картинка, уловленная от Пьера вместе со словом, вдруг смутила его до багрянца.

— А волосы у неё чёрные, как смоль, и сами кудряшками вьются. Глаза карие, как спелые вишенки, смешливые. Личико сердечком…

Назар поморгал.

— Это как?

— Вот как наколку горничную наденет, волосы под неё уберёт — такой вот мысок надо лбом остаётся, — мечтательно сощурившись, пояснил Пьер. — Скулки широкие, а подбородок остренький, как у лисички. Вот и получается… сердечко.

— А-а-а…

— И смуглая, словно солнцем опалена. Сама над собой смеётся, говорит — папаша её неизвестный из мавров был, оттого она и такая. Только я мавров видел: у них губищи широкие и нос сплюснут, а у Мари носик аккуратный, губки только чуть пухлые…

Его гость чуть не крякнул по-взрослому от досады. Слышал он в разговорах, что, мол, от любви люди глупеют, да всё не мог поверить. А тут — вот, пожалуйста! Только что был парень как парень, и разговаривал нормально, а сейчас — «губки», «носик»…» «Сердечко»… Ишь, напридумывал! Нет, Назар не дурак, ни за что не влюби…

Сморгнув, он уставился на отражение в миске.

Попробовал, как учил его Тук, смотреть не в упор, а как бы искоса, в стену, чтобы объект наблюдения прихватывался лишь боковым зрением.

И увидел…

От неожиданности у него спёрло дыхание.

Смешно взмахнув руками, он так и подпрыгнул на месте.

Видение на поверхности воды зарябило — и исчезло.

— Сердечком… — остолбенело прошептал Назар.

— Ну да! — подтвердил его новый знакомый.

— У неё вот тут… — мальчишка ткнул пальцем в скулу. — … родинка такая, с рисовое зёрнышко, да? И брови густые, почти в одну, да?

У него даже руки задрожали.

Получилось!

— Да погоди! — отстранился от трясшего за плечи Пьера, — погоди…

Зажмурился, поморгал.

Уставился в чашу с водой, с усердием, со страстным желанием увидеть снова…

Ничего.

Но заломило в висках, и отчего-то дрожь в руках усилилась, а свет от свечей, и без того тусклый, вдруг стал меркнуть… Потом в пальцы ткнулось что-то твёрдое, на ощупь — дерево… и стало легче.

Распятье. Невеликое, с ладонь величиной — такое здесь вешали на стены. Но исходила от него немеренная Сила. Что сразу привела в чувство неофита, испытавшего первое в жизни магическое истощение.

— Погодь, друг, — сказал он растеряно Пьеру. — Мне, кажись, того… дух надо перевести. Сам не пойму, как это вышло.

Нашёл в себе силы вернуть кипарисовый крест и покачать головой.

— Прости. Я и увидел-то её мельком. Только лицо, а где она — ничего не успел разглядеть.

Пьер разочарованно отшатнулся.

Но тотчас в глазах мелькнула сумасшедшая радость

— Живая! Ведь живая, да? Скажи только!

— Да вроде бы… Точно! — с уверенностью кивнул Назар. — Только и впрямь худа. И серая прям какая-то. То ли темно вокруг, то ли бледная… Прости, не разглядел.

Он опять схватился за голову.

Пьер кинул на него тоскливый взгляд. С трудом заставил себя сказать:

— Ничего. Главное — получилось. А что един раз удалось — повторить можно. Ты пока отдохни, брат, а потом, как силы вернутся, попробуешь ещё, да?

— Попробую! — твёрдо сказал Назар. — Я, кажись, запомнил кое-что. Вдругорядь легче пойдёт.

***

Просторный, заставленный шкафами с книгами, кабинет Председателя трибунала Инквизиции ничем не выдавал страшного титула своего хозяина. Мягко, даже как-то трепетно танцевали в камине языки пламени, бросая отблески на лица двоих, устроившихся напротив в удобных креслах, на отполированную солнцем и временем лозу, оплетающую массивную бутыль, на тёмное стекло; играли в бокалах, на треть наполненных душистым терпковатым вином, в бусинах чёток в руках гостя и на нагрудном кресте хозяина…

— Сама мысль свести слышащего и видящего не нова, брат. Но, насколько мне известно, полноценного обмена дарами ещё не наблюдалось. И всё же ты решился на очередной эксперимент?

Могучие плечи собеседника затряслись от добродушного смеха.

— Полно, брат, какой эксперимент? Желание подтолкнуть развивающийся дар одного — и помочь другому, не более. А ежели при этом два юных дарования поделятся способностями — хвала Всевышнему и провидению, что сводит людей вместе, и в местах, столь странных, как это.

— Ежели… — скептически отозвался первый, потерев щетинистый подбородок. — Но мне отчего-то слышится уверенность в твоём голосе, брат Тук. Словно ты отгораживаешься этим словом из одного опасения сглазить.

— Полно, брат Дитрих, я не суеверен. Просто допускаю определённый процент неудач в каждом опыте.

— Но этот ты заранее видишь успешным?

Брат Тук кивнул. С удовольствием пригубил старого Эстрейского, растёр на языке, насладился букетом…

— Есть у меня кое-какие мыслишки по этому поводу. Иной раз излишнее усердие не идёт на пользу, брат мой. Хотя, возможно, это всего лишь мои досужие домыслы… — Отставил бокал. — Но вот тебе факты: в предыдущих попытках обмена или возможного дележа способностей для проведения ритуалов приглашались весьма одарённые слышащие и видящие, так?

— Разумеется. — Дитрих настороженно кивнул.

— А почему?

— Ты не хуже моего знаешь причину. Даже в самых успешных попытках удавалось перенести от одного к другому лишь часть чуждой магии, какую-то кроху. И потому де-факто считается, что чем больше целое, тем большую долю от него удастся передать.