Читать книгу "Мистическое кольцо символистов - Мария Спасская"

– Да я, собственно, больше и не прошу, – улыбнулась Долли.

– Вот, видите, Ольга Павловна больше не просит, а вы уже запаниковали, – обернувшись к секретарю, широко улыбнулся Брюсов, и улыбка эта походила на волчий оскал. И с оскорбительной вежливостью добавил, пожирая неприятеля глазами: – Сергей Аристархович, не сочтите за труд, в следующем номере альманаха, будьте так добры, забронируйте место для стихотворения госпожи Волынской.

И с иронией добавил:

– А то скажете потом, что вас не предупреждали.

Брюсов с грацией барса прошелся по помещению редакции и, поравнявшись с дверями, проговорил:

– Все, господа, я ушел.

Прощаясь, мэтр картинно взмахнул рукой, сняв с вешалки, ловко надел на голову шляпу, подхватил портфель и, поигрывая тростью, покинул редакционную комнату. С минуту в помещении стояла тишина, нарушаемая лишь шлепаньем карт о поверхность стола и размеренным стуком пишущей машинки. Машинка смолкла, и от окна раздалось тягучее контральто с французским прононсом:

– Скажите, дорогуша, зачем вам псевдоним? Ведь очевидно, что настоящая фамилия вызовет вокруг вашей персоны гораздо большую ажитацию, чем пресный и бесцветный «Александр Зорин», коим вы подписались в этот раз.

Долли обернулась и встретилась глазами с рыхлой брюнеткой в мужском костюме. Ярко накрашенное щекастое лицо резко контрастировало с коротко подстриженными и уложенными на мужской манер гладкими черными волосами. Звали брюнетку Амалия Коган.

Амалия писала хлесткие, злые рецензии и в стремлении эпатировать окружающих не только одевалась в мужское платье, но и не выпускала пеньковой трубки из уголка пухлых ярко накрашенных губ. За курение и неожиданные высказывания Долли про себя называла ее Синей Гусеницей. Однако Амалия права – фамилия была бы лучше псевдонима.

Неделю назад, впервые переступив порог редакции, Долли явственно почувствовала неоднозначность своего положения. В устремленных на нее глазах литераторов читались интерес и некоторая брезгливость. Дело в том, что Ольга Павловна Волынская была незаконнорожденной дочерью великого князя Николая Константиновича Романова, прозванного в народе Опальный Князь. В немилость к венценосному семейству Николай Константинович попал после скандала с кражей семейных реликвий, сделавшегося анекдотом.

Во время традиционных семейных ужинов в Зимнем дворце, проводившихся в покоях Марии Александровны, вдруг стали исчезать драгоценности. Первой пропала любимая печатка хозяйки – гемма из цельного дымчатого топаза. После следующего семейного ужина из покоев испарилась другая реликвия – фарфоровая чашка «опак» с китайским рисунком. Результатом очередной семейной трапезы стало исчезновение карандаша в золотом футляре с большим рубином на наконечнике. Тут уже терпеть стало никак невозможно, и царская семья принялась проводить расследование. Деликатное, но тщательное. Пропавшие следом за карандашом бриллианты из оклада Владимирской Божьей Матери нашлись в одном из Петербургских ломбардов. А сдал их туда адъютант великого князя Николая Константиновича.

Вариантов было два – либо адъютант по личному почину и к собственной выгоде воровал у венценосных особ. Либо в похищениях был замешан великий князь. Но Николай Константинович категорически отказался давать какие-либо объяснения. В интересы семьи не входило, чтобы об этой истории узнало общество, поэтому князя признали душевнобольным и направили под надзором медиков и жандармов в имение в Ореанде. Надзор был не слишком строг – стоявший во главе охраны князь Ухтомский закрывал глаза на частых визитеров узника, и на замужнюю графиню Демидову не обращали внимание до тех пор, пока добродушный старик Ухтомский не застал молодых людей в будуаре за весьма недвусмысленным занятием. В Петербург ушел донос, великого князя тайно отправили во Владимирскую губернию, но графиня Демидова уже ждала от Опального князя ребенка. А родив, стала забрасывать императора требованием выделить ей средства на содержание младенца.

Через некоторое время Опального Князя вернули в Ореанду. Получившая развод графиня тоже приехала в Крым. Как-то в отсутствие князя слуги заглянули в гардеробную и увидели прятавшуюся там молодую особу. Так и выяснилось, что разведенная графиня, никем не замеченная, провела в спальне члена императорской фамилии более десяти дней. Женщина сразу же заявила, что опять беременна от Николая Константиновича и намерена отбыть в Санкт-Петербург, где будет добиваться аудиенции у императора по поводу новых выплат.

На этот раз изгоя семейства Романовых сослали как можно дальше, в Оренбург, а авантюристка в спешном порядке была выдана замуж за графа Павла Сумарокова-Эльстона, взявшего на себя воспитание детей супруги. Сын Николай и дочь Ольга удостоились от Александра Третьего дворянского звания и фамилии Волынские, а также отчества Павловичи – в честь приемного отца. Не без участия родни по материнской линии Ольга получила вполне приличное образование в Британии, в эстетическом пансионе леди Эмили Грэхем, где за миловидность девочку прозвали Долли[1].

История предприимчивой графини и простодушного князя стала известна из-за болтливости слуг, раздающих интервью охочим до сенсаций журналистам. Время от времени, когда газеты испытывали информационный голод, в редакциях припоминали давнишний скандал и в очередной раз расписывали похождения графини Демидовой, так что шумиха вокруг имени брата и сестры Волынских с завидной регулярностью всплывала в прессе. На что и намекала Синяя Гусеница.

Долли поправила шляпку, безмятежно улыбнулась и довольно вежливо откликнулась:

– Благодарю за совет, мисс Коган, но я твердо решила и впредь подписываться мужскими именами.

– Следующие стихи, должно быть, подпишите Модест Рюмин? – насмешливо процедила сквозь сжимающие черенок трубки зубы рецензентка, и Долли похолодела. Откуда она знает?

Победоносно глядя на растерянное лицо собеседницы, Амалия с вызовом продолжала:

– Неужели вы, Ольга Павловна, не понимаете, что ваши стихи еще бездарнее, чем так называемая «поэзия» графомана Жилина? Но, заметьте, вирши студентика Валерий Яковлевич с негодованием отвергает, а ваши стишата вдруг одобрил. Хотите знать отчего? А оттого, что вы – Ольга Волынская! Знаменитость! А раз уж у вас нет других козырей, так и будьте Волынской!

Долли смутилась еще сильнее и простодушно вымолвила:

– Скажите прямо, Амалия Карловна, вы что-то имеете против меня?

– А вы как думаете? – зло прищурилась рецензентка. И с интонациями базарной торговки выкрикнула: – Пришла, стишата бездарные принесла и думает, все перед ней упали на колени!

– Девочки, не ссорьтесь! – замахал руками секретарь, опасливо поглядывая на Амалию и через силу удерживая улыбку на покрытом бисеринками пота лице. – Худой мир лучше доброй ссоры. Подумайте сами, что вам делить? Альманах выходит, стихи печатают, рецензии публикуют, чего еще желать?

– А вам не кажется, Рерик, что вы слишком много на себя берете! – перекинулась на секретаря побледневшая от злости рецензентка. – Кто вы вообще такой? Откуда вы взялись? Выскочка и интриган! Ничего в издательстве не делаете, только сплетни разносите и против Брюсова интригуете! Не смейте затыкать мне рот!