Читать книгу "Цивилизации. Образы людей и богов в искусстве от Древнего мира до наших дней - Мэри Бирд"

1. Глаза в глаза. Вблизи на этой древней ольмекской голове (рис. 1) различим узор на шлеме и едва заметный контур радужных оболочек глаз.

2, 3. Две гигантские головы из поселения ольмеков в Ла-Венте поразительно похожи по стилю, и обе обрезаны по линии подбородка. Впечатляющий экземпляр, который я описываю, находится справа, за его слегка приоткрытыми губами виднеются зубы.

Но чем больше мы думаем об этой голове, тем более загадочной она представляется. И найти ответы на вопросы, которые она вызывает, не удается уже очень давно — с 1939 г., когда это изваяние было обнаружено. Почему оно такое громадное? Это какой-то правитель или же бог? Портрет ли это конкретного человека или нет? Почему изваяна только голова, причем обрезанная по подбородку? И для чего вообще она была создана? Ее высекли с помощью каменных инструментов из единого куска базальта, который добывают более чем в 80 км от того места, где голова была найдена. Чтобы изваять ее, потребовались огромные затраты времени, сил и человеческих ресурсов. Но ради чего все это?

От ольмеков не осталось никаких письменных свидетельств, ничего, кроме произведений искусства и археологических находок: остатков городов, деревень и храмов, керамики, миниатюрных скульптур и по меньшей мере 16 других гигантских голов. Мы даже не знаем, как этот народ себя именовал: название «ольмеки», означающее «каучуковые люди», ему дали ацтеки в XV–XVI вв. Оно закрепилось как обозначение доисторического населения этих мест. А вопрос, представляет ли «ольмекский стиль» в искусстве единый народ с общей идентичностью, культурой или политикой, вызывает споры до сих пор. Однако, какая бы тайна ни окружала их, представители этого народа оставили нам мощное напоминание о том, что во всем мире люди, обращаясь к художественному творчеству, изображали себя. С самого начала искусство было о нас.

В этой части книги мы будем разбирать изображения человеческого тела, созданные в разных местах: из классической Греции и Рима мы переместимся в Древний Египет и Китай времен первого имперского периода. Я хочу ответить на вопросы, которые ставит перед нами гигантское ольмекское изваяние: для чего нужны были эти изображения? Какую роль они играли в обществах, создавших их? Как их воспринимали мужчины и женщины, жившие рядом с ними? Я сфокусируюсь и на людях, которые смотрели на эти произведения искусства, и на художниках, которые их создавали. И речь пойдет не только о прошлом: для меня важно продемонстрировать, как способ изображения человеческого тела, возникший в классической Греции, оказал и продолжает оказывать мощное влияние на восприятие западного зрителя. И наконец, вернувшись к ольмекам, мы поймем: то, как мы смотрим, может исказить и даже извратить наше понимание других цивилизаций, отличающихся от цивилизации, к которой принадлежим мы сами.

Но сначала давайте переместимся из мексиканских джунглей на другой конец света и почти на тысячу лет вперед, чтобы увидеть римского императора, осматривающего достопримечательности Древнего Египта.

Поющая статуя

В ноябре 130 г. император Адриан и его свита прибыли в египетский город Фивы, ныне Луксор, расположенный примерно в 800 км от Средиземноморского побережья. К тому времени двор императора — не только он сам и его жена Сабина, но и целый кортеж челяди, рабов, советников, наперсников, слуг, охранников и прочих многочисленных сопровождающих — находился в пути (в том числе и по воде) уже не один месяц. Самый увлеченный и восторженный путешественник из всех римских правителей, Адриан, кажется, успел побывать всюду. Любознательный турист, набожный паломник и умный правитель, он желал знать, что происходит в его империи. Однако сейчас обстановка при дворе была несколько напряженной: всего пару недель назад Адриан потерял величайшую любовь своей жизни — нет, не Сабину, а молодого человека по имени Антиной, также состоявшего в его свите. Тот при таинственных обстоятельствах утонул в водах Нила. Версии произошедшего выдвигались разные: убийство, самоубийство и даже человеческое жертвоприношение.

4. Этот мраморный рельеф Антиноя с гирляндой в руках был обнаружен на вилле Адриана в Тиволи, под Римом, в 1753 г., и место находки указывает на то, что молодой человек был увековечен по приказу императора. Однако некоторые археологи сочли, что мягкий эротизм этого произведения слишком хорош, чтобы быть правдой, и, соответственно, перед нами подделка или по крайней мере результат весьма творческой реставрации.

Но даже личная драма — или чувство вины — не заставили императора отказаться от намерения посетить самый знаменитый на тот момент объект египетского культурного наследия и один из популярнейших туристических аттракционов Древнего мира. Речь идет о двух гигантских, высотой 20 метров, скульптурных изображениях фараона Аменхотепа III, изваянных в XIV в. до н. э., чтобы стоять на страже его гробницы. Ко временам Адриана, по прошествии почти полутора тысяч лет, история этих колоссов была во многом забыта, и по крайней мере одна из статуй считалась изображением мифического египетского царя Мемнона, сына богини Зари, который сражался на стороне троянцев в войне с греками и был убит Ахиллом. Именно эта статуя привлекала римских туристов — не столько своими размерами, сколько в силу более удивительного факта: она могла петь. Придя к ней на рассвете, можно было, если повезет, услышать, как Мемнон приветствует свою мать: колосс издавал звук, который один древний путешественник приземленно сравнил со звуками, издаваемыми лирой с порванной струной.

Откуда брался этот звук — загадка. Один или два скептически настроенных римлянина предположили, что за статуей прятались мальчишки именно с такой лирой. В наши дни принята вполне научная теория: после того как землетрясение повредило каменную фигуру, она, нагреваясь и высыхая на утреннем солнце, издавала свистящий звук в местах разломов. Во всяком случае после проведенной римлянами реставрации петь статуя перестала. Но даже в расцвете ее славы звуки раздавались не каждый день, поэтому, когда такое случалось, это считалось очень хорошим предзнаменованием. В первое посещение императорской свиты Мемнон хранил молчание — настоящая катастрофа в глазах общественного мнения и явное опровержение версии о «прячущихся мальчишках», которые наверняка были бы вполне сговорчивы.