Читать книгу "Интернат для брошенных мужчин - Марина Полетика"

Ни-че-го.

Все осталось бы по-старому, как год, пять, десять лет назад. Вот при таком раскладе вышла бы она из кабинета или нет? И ответа на этот вопрос у нее не было.

Но в тот день после четвертого урока Людмила Петровна решила пойти в кабинет математики, чтобы перехватить у математички журнал своего шестого класса, в котором она была классным руководителем, и на перемене заполнить в нем пустующие графы. Она еще вчера обещала, да закрутилась. Перемена длинная, дети обедают, она как раз успеет. Выйдя в коридор, увидела идущую ей навстречу англичанку Анфису Романовну, а за ней – мальчишек из девятого, выпускного, во главе с Тимкой Гаряевым. Эта картинка засела у нее в памяти, как стоп-кадр. Поскольку обоим этим персонажам предстояло сыграть в судьбе Людмилы Петровны важную роль, мы можем воспользоваться случаем и познакомиться с ними поближе.

Анфиса Романовна, как обычно, была занята своими мыслями, шла не спеша, рассеянно улыбаясь и кивая встречным в знак приветствия. Она всегда улыбалась и никогда не повышала голоса. Людмила Петровна уважала таких людей, почитая одним из главных качеств интеллигентного человека умение владеть собой и не навязывать окружающим свои эмоции. И Анфиса Романовна ей нравилась, несмотря на то что в селе ее считали странной. Чужой, хотя англичанка жила в Большом Шишиме уже лет пять.

Анфиса Романовна была горожанкой по происхождению и образу мыслей. А из всех городов больше всего, по мнению Людмилы Петровны, ей подошел бы Лондон или Бирмингем. Других названий она вспомнить не могла, поскольку, что уж скрывать, не сильна была в географии. Анфиса Романовна была не «тетка», не «бабка», не «женщина» и не «гражданка», а «миссис». Во всяком случае, именно так она одевалась и так себя вела. Высокая, худая, с прямой спиной и собранными в аккуратный узел на затылке волосами. Непременно юбка, кофта или жакет, блузка, а у воротничка – брошь. Понятно, что в селе Большой Шишим англичанка Анфиса Романовна была уместна, как тропическая бабочка в коровнике.

Но обстоятельства сильнее людей. Прожив всю жизнь в городе, проработав в каком-то НИИ переводчиком технической литературы и выйдя на пенсию, Анфиса Романовна заболела астмой, да так, что «Скорую» приходилось вызывать. И однажды профессор-пульмонолог сказал ей, что если она не уедет из столь любимого ею города, то очередной приступ может закончиться печально. Анфиса Романовна посоветовалась с дочерью и обменяла свою городскую квартиру на однокомнатную благоустроенную в Большом Шишиме во втором подъезде того дома, где жила Людмила Петровна. Уж что-то, а экология тут выше всяких похвал: чистый воздух, кругом поля, рядом лес, речка. Приступы повторялись реже, а потом и вовсе прекратились, астма напоминала о себе, когда Анфиса Романовна, отчаянно скучавшая по соблазнам большого города, выбиралась в театр, в филармонию или в гости к дочери и внукам. Денег, оставшихся от продажи городской квартиры, хватало на жизнь… но теперь Анфиса Романовна умирала от скуки. И тогда директору шишимской школы пришла в голову замечательная идея: упросить Анфису Романовну преподавать в школе английский.

Выпускники шишимской школы уже много лет получали аттестаты о неполном среднем образовании с традиционным прочерком в графе «Иностранный язык». Ну никак не желали выпускницы иняза трудиться на неплодородной шишимской педагогической ниве. Из года в год их распределяли сюда на работу, а они упорно сбегали кто в зимние каникулы, а кто и раньше. Шишимские школяры и их родители особенно об этом не печалились. Парни, получив аттестат, шли в сельское ПТУ учиться на механизаторов, потом в армию, девчонки – в то же ПТУ на парикмахеров и поваров, а вскоре замуж и в декрет. Но времена меняются, и теперь даже официантки и горничные, по мнению работодателей, просто обязаны бегло «спикать» или «шпрехать». И тут в Большой Шишим приехала Анфиса Романовна.

Она взялась за предложенное новое дело с энтузиазмом, который искупал неизбежные ошибки. И уже через полгода шишимские первоклашки могли лихо оттарабанить «Teddy bear, Teddy dear? Turn around!» и до слез умиляли родителей своим «I am Vasja, I am seven». С учениками постарше было, конечно, сложнее. Они охотнее совершенствовались в лексике не английской, а русской ненормативной. Но Анфиса Романовна одним своим присутствием в школе олицетворяла наличие в окружающей действительности иных реалий и возможностей. Всех детей она называла на «вы», объясняя это тем, что местоимения «ты» в английском языке вообще нет и, даже обращаясь к кошке, настоящий джентльмен скажет «you», то есть «вы». Ну и, разумеется, блузка-жакет-брошка. И ухоженные руки, никогда не прикасавшиеся ни к колодезному вороту, ни к лопате. В селе к ней относились по-разному: кто-то любил, иные подсмеивались, однако все признавали, что она в своем роде шишимская достопримечательность. И дружно гордились тем, что вот у них есть Анфиса Романовна, а выпускники соседних сельских школ по-прежнему получали аттестат с прочерком в графе «Иностранные языки».

Тимка Гаряев тоже был в некотором роде достопримечательностью Большого Шишима. Нет, хулиганов и разгильдяев здесь всегда хватало, но Тимка был особенный – изобретательно-пакостливый и уже давно совершенно неуправляемый. Людмила Петровна, любившая литературные аналогии, удивлялась иронии судьбы, по воле которой мальчишка, бывший в десять раз подлее и хитрее небезызвестного хулигана Мишки Квакина, являлся к тому же тезкой и почти однофамильцем суперположительного Тимура. Была у этого Тимура, как водится, и своя команда, потому что пакостить всегда удобнее компанией, а не в одиночестве. И односельчане избегали конфликтовать с Тимкой и его дружками. Все готовились вздохнуть с облегчением, когда он окончит девятый класс и уедет в райцентр, в ПТУ, а потом, глядишь, в армию. Там ему мозги и вправят.

И вот по залитому солнцем школьному коридору навстречу Людмиле Петровна шла Анфиса Романовна, чуть шаркая, обутая в растоптанные парусиновые тапки («А ведь еще недавно только туфельки носила», – вдруг с сочувствием подумала Людмила Петровна), а за ней Тимур со товарищи. Англичанка улыбалась рассеянно, парни за ее спиной давились от хохота. Когда все поравнялись с Людмилой Петровной, она увидела, что идущий впереди компании Тимур что-то снимает на свой сотовый телефон. Она, помнится, поздоровалась со всеми, и ей даже ответили нестройно, но весело.

На спине у Анфисы Романовны зажимом для бумаг был прикреплен листок бумаги, на котором было жирно выведено маркером: «Хочу мужика!» – и наспех накорябан похабный рисунок.

– Тимур… Ребята… Да вы что?! – пробормотала Людмила Петровна.

– Мы кино снимаем! – по-прежнему лучезарно улыбаясь, сообщил Тимка. – Пашка в Сеть выложит, он умеет.

Он смотрел на Людмилу Петровну наглыми, смеющимися глазами, свысока, потому что к шестнадцати годам вымахал на две головы выше Людмилы Петровны.

– Тимур… Как же… – еще больше растерялась от его улыбки Людмила Петровна.

– А что? Прикольно, – еще шире улыбнулся парень, явно наслаждаясь полной растерянностью училки литературы, и, отвернувшись от уходящей Анфисы Романовны, стал снимать ее растерянное, покрывшееся красными пятнами лицо.

– Тимур, отдай немедленно телефон. Вечером придет мать – я ей верну. Или пусть отец заедет, – приказала Людмила Петровна.