Читать книгу "Мышиная любовь - Вера Колочкова"

– Я не знаю...

– А чего это ты не знаешь? Твой-то Сема – классическая овсянка! Ну может, с хреном и перцем, а по сути – преснятина...

– Нет, Сема не овсянка! – тихо произнесла Маша. Так тихо, что никто ее и не услышал.

Ленка, уплетая уже третью котлету, обращаясь в основном к Инне, торопливо рассказывала:

– Вы ж знаете, у меня на сегодняшний день только два претендента на руку и сердце. Хотя вернее будет так: на сердце претендует вчерашний, который Овсянка... Господи, девки, из него ж любые веревки можно вить! Будет носки стирать и воду пить! Но каша есть каша, на третий день от одного вида затошнит... А другой – как ты, Инка, говоришь – чистая копченая колбаса! И вкусно, и вредно! И хочется, и колется! Только вот сердце мое ему и на фиг не нужно!

– Ленк, а чередовать их никак нельзя? Неделя – копченая колбаса, неделя – желудок лечим, а?

– Инка, ты о чем? Я вообще-то замуж хочу, чтобы и в горе, как говорится, и в радости... Чтоб семья настоящая была, муж настоящий! Моя Катька вот-вот замуж выскочит, и останусь я одна... Да и вообще фамилию сменить надо! Не хочу быть Найденовой! У нас в детдоме много Найденовых было. Кого на вокзале нашли, кого на крыльцо подбросили. Меня, например, из пригородной электрички принесли... Я ж в семье нормальной никогда не жила, вот и не знаю, что лучше: тоскливая жизнь с овсянкой или как у тебя, Ларионова, – красивая, но с постоянным дискомфортом в эпигастральной области...

– Не знаю... Я бы с Семой и дня не прожила! – Инна развернулась к стоящей у окна Маше, держа обеими руками большую красную кружку с зеленым чаем. – Мышь, а тебе не противно? У него ж вся кожа в веснушках...

Маша молчала, смотрела куда-то вдаль, поверх высокого забора, внимательно разглядывая кусок ярко-голубого неба, ограниченного пределами кухонного окна. Потом повернулась к Ленке, тихо сказала улыбаясь:

– Ленусь, а ты нас познакомь... И с Овсянкой, и с Колбасой, по очереди... Вот тогда и посоветуемся!

– Слушай, а это идея! Молодец, Мышонок!

– Все, договорились! – тут же подхватила Инна. – В следующий выходной вези сюда! Кому первому будем смотрины устраивать? Я лично предпочитаю колбасу, и чем сырокопченее, тем лучше...

– Нет, девочки! В следующий выходной мы втроем едем в деревню к Овсянке, он временно там с мамой живет. Вы, конечно, в наши планы не входите, но я скажу, что вы мои бедные родственницы, хотите в бане с мылом помыться...

Инна расхохоталась громко, с удовольствием, откинув назад красивую голову. Маша лишь улыбнулась сдержанно, опять отвернувшись к окну. Ленка подобрала с тарелки хлебным мякишем последние крошечки, поглаживая себя по животу, задумчиво посмотрела на большую сковородку с котлетами. Потом решительно отодвинула тарелку, встала из-за стола.

– Все, пошли купаться! После дождя вода теплая, мягкая, для кожи полезная!

– Ну ты ж еще не Овсянкина жена, чтоб о пользе думать!

– Ларионова, не рассуждать! Иди купальник надевай! Мышонок, ты идешь?

– Нет, я посуду помою...

– Инка, тебе не стыдно? Она что у тебя здесь, горничной служит? Или кухаркой?

– Да ладно тебе, Лен... – скривила ухмылкой губы Инна, глядя в Машину спину. – Ты ж знаешь, она пока своего начальника не накормит, с места не двинется! Преданный юрисконсульт Арсения Ларионова! И на службе, и в быту!

– Ну что ж, служи, Мышонок, служи...

Маша грустно проводила их глазами, пока они шли по двору, помахала рукой обернувшейся от ворот Ленке. «Служи, Мышонок, служи...» Она и служит, вот уже двадцать лет служит! С того самого дня, как Инка впервые привела к ним в общагу своего жениха Арсюшу, высокого улыбчивого парня с яркими серо-голубыми глазами, пронзительными и завораживающими. Странное что-то случилось с Машей в тот вечер их первого знакомства. Даже и влюбленностью это нельзя было назвать. Скорее, гипноз какой-то, ступор, полная блокировка... В присутствии этого парня она терялась совершенно, сама себе казалась похожей на желе, не управляла ни мыслями, ни желаниями своими, не видела, не замечала никого вокруг... А без него просто умирала. Он полностью проник в ее суть, занял собой все ее личное человеческое пространство. Потребность видеть его, слышать его голос со временем превратилась в зависимость сродни алкогольной или, хуже того, наркотической... Она не завидовала Инне, не ревновала и не злилась. И сделать с собой ничего не могла. Пробовала, конечно, освободиться, даже вот замуж за Семена вышла и Варьку родила...

Она и Иннину с ней бесцеремонность терпит только из-за необходимости терпеть. Куда ж денешься? Приходится называться подругой, хотя никакой дружбой тут никогда и не пахло! Тогда, двадцать лет назад, перепуганную насмерть Инну привела к ним в общежитие Ленка, отбив ее у компании сильно подвыпивших пятикурсников. Ночью, проходя по длинному коридору, услышала за одной из закрытых дверей возню, сопровождающуюся истерическими женскими криками, и не раздумывая с размаху вышибла ногой дверь, ворвалась вихрем, как заправская героиня крутого боевика, ничего не видя вокруг себя, работая отчаянно кулаками. И потом тоже все было как в кино: и восхищение спасенной от позора Инны, и пожизненная благодарность ее родителей, не без помощи которых детдомовке Ленке удалось попасть в коллегию адвокатов, и ужас протрезвевших пятикурсников... С тех пор и началась эта странная дружба: Ленка с удовольствием общалась с ними обеими, Маша терпела изо всех сил Инну... А Инна и разрешала ее терпеть, даже не давая себе труда скрывать свое раздражение. А что? Наверное, очень удобно всегда иметь под рукой девочку для битья, тихую серую мышь, выплескивать всю свою помойку, зная, что на тебя не обидятся...

От скрипа лестничных ступеней за спиной что-то бухнуло и дернулось у нее в голове, где-то между глаз, как бухает и дергается вот уже двадцать лет... Маша развернулась навстречу спускающемуся к ней со второго этажа Арсению, губы сами собой растянулись в счастливой глупой улыбке: зачесанные волной назад пшеничные волосы, острый как бритва взгляд ярких серо-голубых глаз, невозможной белизны рубашка с короткими рукавами, чуть кривоватые крепкие ноги, руки, как обычно, засунуты в карманы брюк, запах дорогого одеколона бьет в ноздри тугой волной...

– Ты завтракать будешь?

– Нет, Мышь, некогда мне...

– А кофе? – уже в спину ему отчаянно крикнула Маша.

– Все, Мышь, меня здесь нет! До завтра! – донеслось до нее уже с крыльца.

Он быстро заскочил в свой стоящий у ворот новенький синий «фольксваген», сорвался с места, оставив после себя легкое облачко пыли на уже просохшей от дождя дороге. Маша стояла, смотрела вслед, медленно приходя в себя, глядя отрешенно на возвращающихся после купания Инну и Ленку.

– Мышь, а куда это он так рванул? – спросила подошедшая Инна. – Сегодня же выходной...

– Не знаю. Ничего не сказал.

– Он вообще в последнее время не в себе... Сдается мне, бабу завел! Ты ничего не слышала такого на фирме?