Читать книгу "Хозяин Проливов - Ольга Игоревна Елисеева"

— Играй. — Феб хватил флейтой о ладонь. — Я не могу плакать.

Он сидел на вершине и смотрел вниз. Перед глазами простирались долины, их грубая зелень напоминала крестьянские ковры. В дымке голубело море. Мир казался чужим. Аполлону не было ни тяжело, ни легко. Прежняя жизнь, как часовой, стояла за плечами. Она не уходила. И пока Феб не отпустил ее, он не мог идти дальше.

Лучник приложил ко рту флейту и поморщился. Дерево было горьким, стояла весна, и сухой орешник неожиданно дал сок в предвкушении зелени и цветения. Даже дудка могла плакать, если не музыкой, то поздней древесной смолкой — слезами давно избытой жизни. Он один засыхал, как ветка. Обломать и в костер!

Никому не нужный, всеми презираемый, отовсюду изгнанный! Бог мышей и лягушек. Пожиратель падали, искатель легкой добычи! Детоубийца и обманщик… Феб не знал, кого больше жалеет, себя или съеденных младенцев. А тут еще Марсий запел-таки тихую песню. Он лежал на камне подле своего убийцы, с которым сроднился, как с единоутробным братом. Ветер обдувал его деревянное тело, и каждая дырочка выпускала из глубины то ту, то другую ноту, похожую на слабый вздох.

Он пел о темной дубраве, где на сырых прелых листьях измученная волчица разродилась двойней. О мальчике и девочке, вылезших из ее чрева. Они были голодны и приникли к набухшим соскам матери, а та, усталая и довольная, облизывала потомство горячим шершавым языком и звала с звезды посмотреть, как прекрасны ее малыши. Глупое небо наклонилось пониже, тогда мальчик со смехом сорвал с него луну для сестренки и солнце для себя и сделал из них золотой и серебряный мячики. Дети встали друг против друга и перекидывали игрушки из рук в руки, меняя день на ночь, ночь на день. А утомленная волчица смотрела на них, пока не заснула. Из-под ее опущенных век на серые щеки бежали слезы.

— Хватит! Хватит! Замолчи! — всхлипывал Феб, но Марсий не унимался.

Любой зверь мог обидеть их, пока мать спала. Посчитать легкой добычей. Но, ни один хищник не посмел тронуть мальчика с солнцем и девочку с луной в руках.

— Довольно! — Аполлон уже не слышал рапсода. Долгожданные слезы, наконец, прорвали плотину и хлынули неудержимым потоком.

— У этой сказки счастливый конец, — с укором сказал Марсий. — А ты какой придумал для своей?

Но Феб молчал, прижимая к лицу руки. Из его души по капле вытекала вся тяжесть, накопившаяся за годы странствий. Он принял свою жизнь, простил ее и отпустил, как камень с горы. Не слишком заботясь о том, кому на голову тот упадет.

Легкость пустоты и свободы для новой дороги наполняла лучника. Марсий знал, что делал. Дети детьми, а Аполлон давно стал ему ближе собственной шкуры. Он не мог оставить его в таком состоянии. Теперь это был прежний Феб, веселый и язвительный. Гипербореец засунул флейту за пояс, перекинул лук через плечо и зашагал вниз, насвистывая себе под нос.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Святилище серпа

I

— Твои обвинения слишком серьезны. — Царица Тиргитао подняла руку, останавливая старую Гекубу.

Верховная жрица с достоинством опустилась на складной табурет и взяла в руку ивовый жезл с позолоченной кукушкой наверху. Она сказала все, и следовало только дождаться, пока возмущенный гул голосов в шатре умолкнет, чтобы потребовать от Совета решения.

Сырой ветер с улицы задувал под расшитый войлочный полог. По старому обычаю, Совет собирался вне городских стен, чтоб не нести разногласия в народ. Белую ставку разбивали в степи у подножия двугорбого холма, на вершине которого еще можно было различить остатки старого капища. Сегодня собравшимся необходимо было покровительство Девы, ибо то, что поведала верховная жрица, не лезло ни в какие ворота.

— Ты обвиняешь «живого бога» в повсеместной замене человеческих жертв животными. — Тиргитао медленно обводила глазами присутствующих — глав крупнейших родов, городских старейшин, высших жриц, заслуженных сотниц, — чтобы понять, какое впечатление произвели слова Гекубы.

Все подавленно молчали.

— Пусть «живой бог» объяснит нам свои действия, — проговорила Тиргитао, переводя взгляд на плетеную ширму, за которой во время советов, по обычаю, находился царь.

Послышался шелест тяжелых одежд, и высокая фигура в алой, шитой золотом накидке появилась из-за перегородки.

Все, кроме Гекубы и царицы, пали ниц и оставались лежать, пока «живой бог» не позволил им подняться.

Выйдя в круг собравшихся, царь заговорил. Но сказал он совсем не то, чего от него ожидали. Он мог начать отрицать обвинения верховной жрицы или оправдаться неведением. На худой конец признать вину и покаяться. Но когда же и кто из «живых богов» вмешивался в дела земные?

— Если мы хотим преградить путь скифам, — заявил царь твердым голосом, — нам придется от многого отказаться. — Наши лучницы, какими бы меткими и искусными они ни были, не могут противостоять тяжелой скифской кавалерии. Легкие стрелы застревают в кожаном панцире, не пробивая его. А стрелять тяжелыми им не по силам.

Две сотницы в дальнем углу обменялись кивками: царь говорил дело.

— У нас нет тяжелой конницы.

— Кого ж мы в нее посадим? — раздалось из заднего полукруга собравшихся. — Кузнецов, что ли? Их сшибут и затопчут! С кривыми-то ногами!

— Вам придется смириться с увеличением числа мужских отрядов, — продолжал «живой бог», поворачиваясь к жрицам. Те возмущенно загалдели. — И отказаться от права калечить младенцев при рождении.

— Он хочет ввести у нас скифские обычаи! — послышалось вокруг.

— Мужчин и так слишком много!

— Раньше их выживало пара на десять девочек. Теперь почти столько же, сколько нас!

Царица Тиргитао подняла руку, призывая крикливых степнячек к молчанию.

— Мы знаем, что некоторые номады уже отказались подрезать младенцам сухожилия на левой ноге…

— И правильно! — прервали ее новые голоса. — Мы должны и за скотом, и за детьми, и в поход! Теперь еще скифы! Здоровые мужики на лошадях! А у нас одни калеки!

— Пусть работают! И пусть садятся на коня. Нам одним скифов не удержать!

«Живой бог» и не предполагал, что у него найдется столько сторонников.

— Если вы откажетесь от обычая калечить мальчиков! — закричала Гекуба. — Да еще и вручите им оружие, то рано или поздно, сильные и здоровые, они скрутят вас в бараний рог и станут обходиться как скифы со своими женами, которые, бедняжки, только сапоги с мужей не снимают!

Повисла тишина. Множество глаз с укором обратилось к царю.

— У вас небольшой выбор, — твердо заявил Делайс. — Не хотите разуть своих мужей — разуете скифов.

Его слова произвели впечатление. Многие из глав родов встали, чтоб выразить поддержку царю. Гекуба чувствовала, что сейчас симпатии собравшихся на стороне «живого бога». Как странно, что он выжил! Неужели зверь Гекаты не причинил ему никакого вреда? Несчастный глупый Ликомед лежал с растерзанной грудью в саду на влажной от росы дорожке, а этому хоть бы что! Жрица не верила в подобный исход. Просто так собака Гекаты не уходит.