Читать книгу "Тайна Ночного дозора - Наталья Александрова"

— Василий, прекрати немедленно! — тотчас раздалсясердитый окрик, и хозяин сел на кровати.

Не открывая глаз, он нашел аппарат и поднес трубку к уху,причем в перевернутом состоянии. Из трубки послышался панический женский голос.Мужчина потряс растрепанной головой, осознал неудобство и перевернул трубку.

— Дмитрий Алексеевич, голубчик! — едва ли нерыдала женщина. — Скорее приезжайте.

— Да что случилось, Агнесса Игоревна? — известныйреставратор и эксперт Эрмитажа Дмитрий Старыгин с трудом узнал знакомый голос.

— Беда! Беда! — вскрикнула женщина.

— Кто-то умер? — спросонья ляпнул Старыгин.

— Зарезали! — бухнула женщина, которой, надополагать, надоело выбирать выражения. — Картину зарезали! Рембрандта!

— Господи помилуй! — Старыгин выпрыгнул изкровати, мимоходом пнув кота, который с увлечением продолжал драть одеяло.

В волнении он совершенно забыл, что только в пять утрадобрался домой из аэропорта, что был в командировке три недели, что теперь емуполагается отпуск, и что он собирался использовать этот отпуск для работы надкнигой. Управившись в ванной за десять минут, он поглядел в зеркало напроступившую седоватую щетину и махнул рукой — не до того сейчас. Что-топодсказывало ему, что медлить никак нельзя. Уже полностью одетый, он вернулсяот двери и насыпал в кошачью миску сухого корма. Кот Василий, однако, к мискене подошел, поглядел презрительно и вышел из кухни, на прощанье брезгливодрыгнув лапой, как будто вступил в лужу.

* * *

— Дмитрий Алексеевич, дорогой вы мой, на вас смотритвся Европа! — говорила высокая сухощавая женщина с тщательно уложеннымиседыми волосами. — В буквальном смысле вся Европа! И даже весь мир!

Главная хранительница отдела голландской живописи молитвенносложила руки.

Она никак не могла примириться с тем, что это произошло.

Великое полотно Рембрандта находилось в ее ведении.

Она считала это событие огромной удачей, вершиной своеймузейной карьеры, надеялась написать серьезную научную статью или дажемонографию великой картине — и неожиданно удача превратилась в кошмар, внесчастье, в катастрофу.

Ну почему, почему маньячка с ножом набросилась на холстименно здесь, в Эрмитаже? Почему это не случилось где-нибудь в другом месте, вовремя европейского турне картины — в Прадо, или в Уффици, или в картиннойгалерее Пражского Града.., нет, эта сумасшедшая не нашла ничего лучшего, каксделать это в Петербурге…

Дмитрий Алексеевич Старыгин отступил на несколько шагов иосмотрел повреждение холста.

— Не так уж страшно, Агнесса Игоревна, —проговорил реставратор, — один короткий разрез, с аккуратными краями. Воттут внизу, как раз между сапогами лейтенанта. Я постараюсь сделать это задва-три дня. Будет незаметно…

— Только не торопитесь! — Седая дама округлиларот. — Ведь после вашей работы картину осмотрят эксперты страховойкомпании, чтобы оценить величину ущерба и размер страховки.., поэтому важна небыстрота, а тщательность работы!

— Вы ведь знаете, что на эту картину уже дваждыпокушались, — продолжал Старыгин, внимательно осматривая краяразреза, — в 1915 году некий сапожник, оставшийся без работы, вырезалкусок из правого сапога лейтенанта ван Рейтенбюрха, а в 1975 году бывшийшкольный учитель набросился на картину с хлебным ножом и нанес капитануБаннингу Коку и тому же лейтенанту Рейтенбюрху дюжину ран…

За разговором он придвинул к огромному станку, на которыйбыло натянуто полотно, передвижной прибор для ультразвукового исследования исклонился над его экраном.

Реставратор замолчал.

Он молчал еще несколько минут, и это молчание становилосьвсе более напряженным, все более тягостным. Воздух в комнате словнонаэлектризовался.

— В чем дело, Дмитрий? — хранительницапочувствовала его волнение и шагнула ближе. —Что-то не так?

— Не так, — Старыгин отступил в сторону, вынул избрючного кармана белоснежный платок и вытер пальцы. — Очень даже не так..,взгляните сами…

В это время дверь комнаты распахнулась, и в нее колобочкомвкатился кругленький седенький старичок с младенчески розовым лицом и длинными,лихо закрученными усами. Он взволнованно сжимал маленькие ручки, на его лицебыло выражение радостного предвкушения, какое бывает у детей наканунепраздника.

— Где она, Анечка? Дайте мне на нее взглянуть!

— Иван Филаретович! — хранительница повернулась квошедшему. — Позвонили бы заранее, я бы встретила вас…

Иван Филаретович Крестовоздвиженский, занимавший постглавного хранителя голландской живописи до нее, был для Агнессы Игоревнывысочайшим авторитетом.

— Что ты, Анечка, — он ласково улыбнулся и досталкруглые очки в металлической оправе. Я вполне еще могу самостоятельноперемещаться.., тем более в такой день.., самый счастливый день моей жизни..,день, когда я увижу эту картину…

Воздев очки, на нос, старичок подкатился к картине, потомотступил назад, чтобы окинуть ее взглядом, и снова приблизился.

— Очаровательно, — проговорил он наконец, снекоторым разочарованием в голосе. — Очень хорошая копия! Но где жеподлинный Рембрандт?

— Копия? — как эхо повторила АгнессаИгоревна. — Почему копия? Это подлинник…

— Нет, — оборвал ее Старыгин. — Я как разхотел вам показать…

— Нет, Анечка, это копия! — запальчиво воскликнулИван Филаретович. — И ты должна была это сразу узнать!

Хранительница переводила взгляд с одного собеседника надругого, ничего не понимая.

— Барабан, Анечка, барабан! — старичок подкатилсяк правому краю картины, туда, где из-за обреза холста, как из-за театральнойкулисы, выглядывал барабанщик. — Барабан не прострелен!

— Боже мой! — дама прижала руки к щекам. —Какже я не обратила внимания…

— Посмотрите сюда! — привлек ее внимание Старыгин.

Агнесса Игоревна склонилась над экраном ультразвуковогосканера, увеличила резкость…

— Что это? — она отстранилась, совершеннорастерянная. — Под этими красками…

— Под копией «Дозора» другая картина, — проговорилреставратор, сдвигая раму сканера.

Агнесса Игоревна едва ли не без чувств упала на стул.

— Но это же катастрофа! — прошептала она ипокрылась смертельной бледностью. — Это же скандал мирового масштаба!

В дверь постучали, и вошел представитель пресс-службыЭрмитажа.

— Что мне сказать журналистам? — осведомилсяон. — Уже толпа набежала и телефоны обрывают!

Агнесса Игоревна прижала руки к горлу, как будто ей нехватало воздуха.