Читать книгу "«Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен"

Мало-помалу удалось, однако, втолковать ему, почему мы так поступили. И уже ничто больше не смущало праздничного настроения; на столе появилось шампанское, сигары. В гостинице оказался еще один знакомый с юга. Он зашел навестить Мона, но увидав гостей хотел было уйти. Когда же он, вглядевшись, понял, что за гости у Мона, то словно прирос к месту. Все подняли бокалы за экспедицию и за Норвегию. Само собой разумеется, мы остались здесь на весь вечер. Тем временем весь город узнал имена новоприбывших. Выглянув случайно в окно, мы увидели в лучах вечернего солнца, что улица полна народа и что весь город, все мачты в гавани украсились норвежскими флагами.

А потом хлынул поток телеграмм – все с добрыми вестями. Все треволнения кончились. Не хватало лишь «Фрама», но за него мы были спокойны: он должен был скоро прибыть.

Первое, о чем следовало позаботиться, вступив на норвежскую почву и придя немного в себя, – это о нашем гардеробе. Но теперь не так-то легко было проходить по улицам; стоило лишь войти в магазин, как он тотчас наполнялся народом.

Мы провели несколько дней в Вардё и повсюду встречали живейшее гостеприимство.

Здесь мы простились с «Виндвордом», который, не дожидаясь нас, отправился в Хаммерфест.

18 августа и мы с Иохансеном прибыли в Хаммерфест. Дорогой нас везде приветствовали с флагами и цветами, а когда вошли в гавань этого самого северного города Норвегии, он весь был разукрашен, от самого берега до вершины горы. Нас встречали тысячи людей. К удивлению, я и здесь встретил одного из своих друзей, англичанина сэра Джорджа Баден-Поуэла; его великолепная яхта «Отария» стояла в гавани. Он только что вернулся из очень удачной научной экспедиции на Новую Землю, куда ездил с несколькими английскими астрономами для наблюдения солнечного затмения 9 августа.

С чисто английским радушием он предоставил свою яхту в мое распоряжение, и я охотно принял это чудесное предложение. Баден-Поуэл один из тех, с кем в числе последних друзей я простился в Англии перед отъездом. При расставании – это было осенью 1892 года – он спросил меня, где искать нас, если мы слишком долго будем отсутствовать. Я ответил, что искать нас будет так же бесполезно, как иголку в стоге сена. Он согласился с этим, но сказал, что я не должен думать, будто люди могут примириться с этим. В Англии-то уж определенно что-нибудь будет предпринято; но куда же им держать курс?

«Если так, – ответил я, – то едва ли стоит искать нас где-нибудь, кроме Земли Франца-Иосифа. Если «Фрам» пойдет ко дну или же мы принуждены будем покинуть его, мы должны будем пойти этой дорогой. Если же все обойдется благополучно и дрейф пойдет так, как я предполагаю, то мы выберемся в открытое море между Шпицбергеном и Гренландией».

Теперь Баден-Поуэл решил, что настало время нас искать, но так как пока ничего существенного предпринять не мог, то собирался после окончания новоземельской экспедиции двинуться вдоль кромки льда к северу и посмотреть, нет ли там каких-нибудь следов нашего пребывания. Мы, значит, явились в Хаммерфест в самый надлежащий момент.

Вечером приехали жена и мой секретарь Кристоферсен. После блестящего праздника, устроенного в нашу честь городом Хеммерфестом, перебрались на «Отарию», где дни потекли для нас незаметной чередой.

Поток поздравительных телеграмм со всех концов света с пожеланием счастья и свидетельством радости по поводу нашего возвращения не прекращался.

Но где же «Фрам»? Я так гордо телеграфировал, что жду его возвращения в этом же году. Почему же он не приходит? Я начинал все больше задумываться над этим, и чем больше взвешивал все возможности, тем сильнее убеждался в том, что «Фрам», если только не случилось какого-нибудь несчастья, уже должен бы теперь выбраться изо льдов. Странно, что его до сих пор нет.

С ужасом я представлял себе, что будет, если осень пройдет, а мы ничего не узнаем о «Фраме»; какими кошмарными будут тогда зима и лето?

20 августа утром едва я проснулся, как сэр Джордж постучался в дверь и сказал, что какой-то человек непременно хочет поговорить со мной. Я ответил, что еще не одет, но сейчас выйду. «Выходите в чем есть», – сказал он. Меня немного удивила такая спешность, и я спросил, в чем, собственно, дело. Он ответил, что не знает, но у этого человека, очевидно, очень важное дело ко мне. Я все-таки оделся и только после этого вышел в салон.

Там стоял господин с телеграммой в руке. Он отрекомендовался начальником телеграфной конторы и сказал, что получена телеграмма, которая, вероятно, представляет для меня интерес, и поэтому он решил принести ее сам. «Представляет для меня интерес?» Во всем мире меня интересовало теперь лишь одно. Дрожащими руками я вскрыл телеграмму:

«Скьёрвё. 20.08.1896. 9 ч. утра. Доктору Нансену.

«Фрам» прибыл сюда сегодня. Все в порядке. Все здоровы. Сейчас выходим в Тромсё. Приветствуем вас на родине.

Отто Свердруп».

Я почувствовал, как что-то сдавило мне горло, и единственное, что я мог вымолвить, было: «„Фрам“ пришел!» Сэр Джордж вздрогнул от радости; лицо Иохансена превратилось в сияющий вопросительный знак; Кристоферсен совершенно онемел от изумления и радости, а начальник телеграфной конторы стоял посреди комнаты, наслаждаясь произведенным эффектом. В одно мгновенье я очутился в своей каюте и крикнул жене: «„Фрам“ пришел!» Она выбралась из своей койки в одну минуту. Но я все еще не мог серьезно поверить этому, нет, не верил: это было точно волшебство в сказке. И я читал и перечитывал телеграмму много раз, чтобы убедиться в том, что это не сон.

На «Отарии», в гавани, в городе – везде началось ликованье. С «Виндворда», который снимался с якоря, чтобы идти в Тромсё, раздавалось громкое «ура» в честь «Фрама» и норвежского флага. Раньше мы намеревались выйти в Тромсё сегодня под вечер, но теперь нужно было уйти как можно скорее, чтобы постараться захватить «Фрам» еще в Скьёрвё, лежавшем по пути. Я попытался задержать «Фрам», дал телеграмму Свердрупу, но она опоздала.

Оживленный вышел у нас в это утро завтрак. Иохансен и я только и говорили о том прямо невероятном счастье, что скоро мы пожмем руки нашим дорогим товарищам. Сэр Джордж не мог сдержать своего восторга и время от времени вдруг вскакивал с места, ударял ладонью по столу и кричал: «„Фрам“-то пришел! В самом деле пришел!» Леди Баден-Поуэл была спокойна, она наслаждалась нашей радостью.

На другой день мы вошли в гавань Тромсё, и перед нами предстал «Фрам» – крепкий, широкий, изведавший полярные бури и непогоду. С каким-то особенным чувством смотрели мы опять на эти высокие мачты, на этот так хорошо знакомый нам корпус. Когда мы прощались с «Фрамом», он был почти наполовину погребен во льду, а теперь снова свободно и гордо колыхался на голубых волнах норвежских вод. Мы подошли вплотную к нему. Экипаж «Отарии» приветствовал прекрасный заслуженный корабль троекратным английским «ура»; с «Фрама» ответили девятикратным норвежским. Мы бросили якорь, и в следующее мгновенье «Отария» была взята на абордаж отважным экипажем «Фрама».

Я не буду и пытаться описывать нашу встречу. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из нас понимал что-нибудь ясно, кроме одного: мы снова все вместе…