Читать книгу "Ведущий в погибель - Надежда Попова"

– Что-то на радующегося ты не слишком похож.

– Повторю: я не герой. Мне не нужна такая жизнь. Не хочу.

– Эй, – остерегающе заметил Курт, и стриг отмахнулся с усмешкой:

– Ну, от подобных мыслей я тоже далек. Я смирился с необходимостью, возьму свою ношу и пойду дальше.

– Кстати, – кивнул он. – Куда дальше? Я все ждал, когда мне объяснят, что происходит, но не дождался ни от отца Альберта, ни от тебя… или кто именно из вас сочинил эту невероятную историю с перебитой замковой челядью? Вы о чем-то говорили за запертой дверью, и вышел ты от него с видом осужденного, только что выслушавшего приговор.

Фон Вегерхоф ответил не сразу; тяжело вздохнув, откинулся на высокую спинку стула, глядя на доску отстраненно, и неискренне улыбнулся:

– Это недалеко от истины.

– Не пора ли мне рассказать, что, в конце концов, происходит, или и теперь еще мой допуск недостаточно высок для этого?

– Попросту у Альберта не сложилось посвятить тебя в детали – не было времени, да и он счел, что будет лучше, если рассказывать станет не он. А я тогда был не готов вывалить перед тобой то, что и сам еще не осознал и не принял.

– А ну как я уехал бы, не зайдя к тебе, или не спросил бы сейчас об этом, – что тогда?

– Не уехал бы, – уверенно возразил фон Вегерхоф. – И спросил бы. Чтобы ты – и вдруг оставил неразрешенными какие-то вопросы, не сунул нос в какую-то тайну? Я счел бы, что тебя подменили.

– Итак? – поторопил Курт, и стриг согласно кивнул:

– Итак. Замковая челядь действительно убита – вся, до единого человека, и убита стригом. Это ты будешь рассказывать всем, кто спросит. Еще, если о том зайдет разговор, ты упомянешь, что барон Александер фон Вегерхоф, с которым ты вошел в замок наместника, не был все время рядом с тобою, что нам приходилось разделяться, и какие-то минуты, а то и час ты не видел меня и не знаешь, где я был и чем занимался.

– Вот даже как, – проронил Курт, глядя на стрига, нахмурясь. – У меня зародилось некое объяснение твоим словам… или я ошибаюсь?

– Нет. Не ошибаешься, и твое объяснение верное… Моей относительно тихой жизни настал конец. До сих пор Конгрегация держала меня в запаснике, как рачительный хозяин – неприкосновенную и уникальную жемчужину, в трудный момент могущую разом поправить дела. Но можно дойти в своей рачительности до того, что жемчужина померкнет и станет бесполезной или же времена настанут такие, что даже она не спасет. В капиталах, Гессе, главное – пустить их в дело вовремя.

– Неужто уходишь в оперативную работу?

– Сейчас, – согласно кивнул фон Вегерхоф, – как раз такое время, когда пора вбрасывать резервные финансы.

– Как я понимаю, убитые люди – твои начальные расходы, чтобы раскрутиться?

– Убитые люди, – подтвердил стриг. – Убитый мастер, посягнувший на мою территорию. Его птенцы, лишившие меня слуг.

– А приятель-инквизитор как укладывается в эту схему?

– Я тебя использовал, – улыбнулся фон Вегерхоф, и Курт покривился:

– Вот спасибо.

– Это не возбраняется, – уже серьезно пояснил стриг. – Я могу делать что угодно, пока не нарушаю правил, а использование смертных в своих целях – едва ли не основное из них. Убив Арвида, я был в своем праве: он явился хозяйничать в мой город. Воспользовавшись связями в Инквизиции, чтобы проникнуть в замок и озаботиться легализацией своих действий, я поступил разумно.

– А люди?

– Люди меня видели. Это – если о них вообще кто-нибудь спросит.

– Я спрошу, – возразил Курт. – Что с ними на самом деле? Я не придираюсь, но любопытство мучает.

– Summa agendum protectionis testum[226], – пояснил фон Вегерхоф официальным тоном. – А если сказать проще, им внятно и доходчиво объяснили, что в эту часть Германии им лучше не соваться, а кроме того, «их» более не существует. Другие имена, другая жизнь.

– Ненадежно…

– Понимаю, надежнее было бы их и в самом деле убить, – усмехнулся стриг. – Но мы с Альбертом решили, что будет довольно внушительной суммы и – моего к ним явления. Думаю, это произвело должное впечатление; будь я на их месте, подумал бы трижды прежде, чем нарушить молчание.

– Однако, – сдвинув, наконец, вперед башню, возразил Курт, – к чему все это? Не намереваешься же ты выйти на городские площади с объявлением о том, что тобою, якобы, было сделано? Если все это – способ войти в доверие к сородичам, то… Как они узнают об этом?

– Побойся Бога, Гессе. Шум, который подняло это дознание, достигнет Аугсбурга раньше, чем ты будешь там, а через месяц-другой разойдется по всей Германии. В течение полугода, не позже, ко мне явится кто-нибудь от старших мастеров.

– Уверен?

– Ты – стриг, – предположил фон Вегерхоф. – Тебе не одна сотня лет, ты многое видел и много знаешь, ты и твои приятели контролируют (или пытаются по мере сил контролировать) всевозможную мелюзгу, дабы она не нарушила равновесия, которое помогает вам выживать. И вдруг ты слышишь историю о явившемся невесть откуда сородиче, явно молодом (иначе ты услышал бы о нем раньше), но со способностями высшего. Слишком молод, чтобы стать таковым, бытует в одиночестве, без мастера и собственного гнезда… Так скажи мне: ты – не послал бы кого-то из своих проверить, что происходит?

– Я – пришел бы сам, – отозвался Курт, и, когда фон Вегерхоф наставительно кивнул, неуверенно возразил: – Но есть одно «но». Ты говорил, что вы чувствуете друг друга – улавливаете душевное состояние, настроение, намерения… это ведь за полшага до чтения мыслей.

– Есть и те, кто этот шаг сделал.

– Они раскусят тебя в момент. Об этом начальство не подумало? Они ведь сразу увидят, что ты их боишься, что-то скрываешь, что врешь им, в конце концов. Твоя агентурная деятельность оборвется, не начавшись.

– Приятно, когда в тебя верят, – заметил стриг, и Курт раздраженно поморщился. – Да, я осознаю такую опасность. И начальство это понимает.

– И?

– У меня пара месяцев на то, чтобы научиться контролировать себя. Если не терять даром времени, кое-чего я успею достичь. Ну, а если они и уловят некоторую нервозность или даже оттенки лжи – согласись, в моем положении это будет понятно. Когда к тебе приходят вышестоящие, требуя подробностей твоей жизни и раскрытия тайн… Любой нормальный человек станет лгать, запираться и нервничать. Некоторые нестыковки они спишут на это.

– Уверен?

– Нет, – пожал плечами стриг. – Но выбора у меня нет.

– Есть, – возразил Курт уверенно. – Откажись. Не думаю, что отец Бенедикт станет давить.

– Не могу. Такая возможность, такой момент; другого может не быть. Во всех иных случаях, чтобы попытаться войти в эту среду, пришлось бы измышлять легенду, обставлять, сочинять и инсценировать историю, а сейчас все сложилось само собой, и не я их ищу – они придут сами. И не я буду напрашиваться в их общество; они сами позовут меня туда. Я буду упираться, отнекиваться, и чем активней – тем со все большим рвением будут втягивать меня они. Многой пользы тотчас же от меня ожидать не следует, но все же это будет больше, чем мы имеем сейчас.