Читать книгу "Белки в Центральном парке по понедельникам грустят - Катрин Панколь"

— Так когда же вы собираетесь начать? — гнул свое Серюрье.

— Не знаю. Не мне решать. За меня решают персонажи. Когда они будут готовы и все детали встанут по местам, рассказ сам заведется.

— Вас послушать — вы прямо автомеханик какой.

— Или кровельщик. Самое важное — правильно положить главную балку.

— Хотите, пообедаем вместе? Найдется у вас минутка? У меня чертовски загруженный график, но как-нибудь выберусь…

— Не могу. У меня распорядок дня. Как в школе.

— Тоже правильно. На одном воображении дальше первой страницы не уедешь… Ладно, всего доброго. Держите меня в курсе.

Жозефина повесила трубку и восхитилась собой. Она отказалась от предложения пообедать с Гастоном Серюрье! С человеком, который раньше мог пустить ей в лицо струю дыма, а она и пикнуть не смела!..

Она посмотрелась в зеркало. Вроде и не изменилась… Те же славные круглые щеки, те же светлые волосы, светлые глаза… Все светлое. Типичная француженка. Ровным счетом ничего исключительного во внешности, и наплевать! Зато у нее миллион задумок в голове и куча мыслей греют душу.

Она не соврала Серюрье, она действительно назначила себе распорядок. С одиннадцати до пяти — работа, потом прогулка с Дю Гекленом. На шею она вешала ручку на шнурке, в карман клала блокнот. Удачная мысль может появиться в любую минуту.

— Нет, ну правда, — говорил какой-то юнец в кепке своей подружке, — почему люди вечно друг о друге злословят? Верблюды же вон не ерничают, у кого какой горб!

Жозефина останавливалась и записывала. Ей хотелось приподнять парнишке кепку и поцеловать его крепко, сказать: «Знаешь, я сейчас пишу книгу, можно я позаимствую твою фразу?» — «А о чем вы пишете?» — спросит он. «Пока сама точно не знаю, но вот…»

Это рассказ о том, как разыскать свое место за туманом. У каждого есть свое место, но не все об этом знают. Это рассказ о двух людях. Одного зовут Кэри Грант, он всю жизнь трудился, чтобы пробраться сквозь туман. Второй так никогда и не сделал первого шага. Это рассказ о том, почему у одних хватает смелости идти через туман, а другие сдаются на полпути…

Жозефина свистом подзывала Дю Геклена, и они шли дальше.

Если бы Антуан не бросил ее ради Милены и крокодилов, если бы Ирис не вздумалось писать книгу, если бы ей, Жозефине, не пришлось взять это на себя, она бы тоже никогда не нашла своего места за туманом. Выходит, тем, какова она сегодня, она обязана череде случайностей. Иногда жизнь принуждала ее делать то, чего ей не хотелось…

В задумчивости она поворачивала домой.

Раздался звонок в дверь. На пороге стоял мсье Буассон.

Он заскучал. Привык, что она каждый день приходит. «Я вам еще много чего не успел рассказать», — уточнил он. Он совал ей свои воспоминания, как назойливый торговец, и смотрел на нее светлыми жесткими глазами. Он требовал, чтобы она была при нем. Ему хотелось снова почувствовать себя центром мироздания. Губы сложились в свирепую, властную гримасу, узкий и длинный подбородок словно говорил: извольте со мной поуважительнее! Да, он требовал уважения к себе, в уверенности, что он выше прочих. В самой манере просить у него мелькало что-то заносчивое. Он будто намекал: «Вы передо мной в долгу, так уж будьте добры…» И Жозефине хотелось крикнуть в ответ: «Ни в каком я перед вами не в долгу, вы сами выбросили тетрадку в мусор, вам не хотелось, чтобы она марала ваш образ… А красивую историю из нее решила сделать я!» И еще ей хотелось прибавить: «Эта история уже не ваша, моя».

Вместо этого она ответила, что занята: работа над книгой отнимает все время. Мсье Буассон настаивал. Стоя в дверях, повторял:

— Вы меня использовали, теперь я вам больше не нужен, и вы меня вышвыриваете! Нехорошо это, нехорошо…

Жозефина почувствовала укол совести. В конце концов, в чем-то он прав. Она смягчилась и уже открыла рот, чтобы обещать: ладно, завтра. Но тут он вдруг добавил жалобно, почти плаксиво:

— Мне не так уж много осталось жить… Вы же знаете…

Ей нестерпимо захотелось захлопнуть дверь. Она боялась сказать ему правду: «Я не хочу больше с вами встречаться, потому что мой Юноша, тот, что у меня, гораздо свежее, непредвзятее, щедрее вас… И я не хочу, чтобы вы на него повлияли. Он еще не вполне оформился, ему еще так легко навредить!»

По лестнице с топотом взбежали Гортензия и Зоэ: лифт не работает! Они во все глаза смотрели на Буассона. Тот стушевался и, шаркая, спустился к себе. Жозефина закрыла за ним дверь.

— На нем лица нет, — удивилась Зоэ, — что ты ему сделала?

— Сказала, что мне некогда с ним разговаривать, я работаю. Вот он и разозлился.

— Ого! Мам! Ты ему так и сказала?! — воскликнула Зоэ. — Я тебя не узнаю! Озверина, что ли, выпила?

Точно так же Жозефина теперь отделывалась от Ифигении, которая заглядывала утром и вечером и досаждала ей вопросами: «Я правда не потеряю место, мадам Кортес, вы точно знаете?..»

— Ну конечно, Ифигения, мы же все проголосовали за вас на собрании домовладельцев! Управляющему ничего не оставалось делать. Вам нечего бояться!

— Все-таки пока не получу официальное письмо, кто его знает, — недоверчиво бормотала та. — Мало ли что…

Жозефина тихонько прикрывала дверь.

Гортензия собирала вещи и тоже приставала. Куда подевались ее любимые джинсы? А французская кредитка там действует? А телефон ей с собой брать? Какая в Нью-Йорке погода летом? Там везде кондиционеры или нет? На что Жозефина неизменно отвечала: «Мне некогда! Не до того! Сама разберешься! В конце концов, Гортензия, ты уже не малый ребенок!»

Зоэ сидела на кухне, скрестив ноги по-турецки, и поедала бутерброд с шоколадной пастой.

— Ё-моё, — говорила она голосом Гомера Симпсона, — мою маму как подменили! Эк она всех посылает!

Как-то вечером позвонила Милена.

— Я вернулась во Францию, мадам Кортес. Сил моих больше нет в Китае. Соскучилась по дому.

Она нашла работу в маленьком салончике красоты в Курбевуа, помните, говорила она, тот салон? Куда вы водили ко мне Гортензию на маникюр, когда она была маленькая?..

«Да, там-то ты и познакомилась с Антуаном, — договаривала про себя Жозефина. — И он бросил меня ради тебя…» Перед глазами у нее вставала сцена на кухне у них дома, в Курбевуа. Она уже знала, что у Антуана любовница. Она сказала ему об этом, пока чистила картошку. Порезалась, из пальца пошла кровь.

«В тот день я чуть не умерла от горя, от страха».

А когда он зашел за девчонками, забрать их на каникулы?.. Первый отпуск порознь. Он уехал с дочками и Миленой. Ее локоть торчал из окна машины.

В памяти Жозефины снова вставал красный треугольник, который она тогда машинально нарисовала.

Она смотрела с балкона, как отъезжает машина: ее дочери, ее муж и его любовница. Она рухнула как подкошенная на балкон и зарыдала…