Читать книгу "1612 год - Руслан Скрынников"

Поляк Станислав Немоевский хорошо знал польских секретарей царя и был принят при дворе. Накануне переворота 17 мая 1606 г. он задержался в комнате у «Дмитрия» до часа ночи. Его осведомленность не вызывает сомнений. Согласно дневниковым записям Немоевского, высшие оклады при дворе «Дмитрия» были положены «Шуйским: первому — Михаилу Скопину — 600 рублей, Василию — 600, Дмитрию — 600, Ивану — 500, Татищеву — 300, Воротынскому — 300». Даже не будучи боярином, Скопин числился «первым» из Шуйских и получал такой же оклад, как старший боярин Василий Шуйский и его брат.

Искони государи жаловали первым сановникам царства северные провинции — Вагу, Чаронду, Тотьму и Решму. Ежегодный доход с них составлял 9000 рублей. Царь Василий поделил эти провинции между братом Дмитрием и племянником Скопиным.

Превосходя трех братьев Шуйских знатностью, Скопин обладал неоспоримыми правами на трон. Молва о распрях среди Шуйских распространилась по всей стране. Как заметил псковский летописец, братья государя стали клеветать на Скопина уже в то время, когда воевода находился в Александровской слободе. Василию Шуйскому со всех сторон поступали доносы, что народ хвалит Скопина, «яко достоит сицевыи князь и сильный муж и храбрый быти царем».

Военные действия требовали средств, и Скопин должен был позаботиться о финансах. Осада Москвы затрудняла сбор платежей с уездов. Князь Михаил обладал большими возможностями. Известно, что в августе 1609 г. он отправил гонцов в северные города с распоряжением собрать деньги «немецким и крымским ратным людем (союзникам. — Р.С.), сколько кому мочно дать».

Молодой воевода готовился идти прямо к Смоленску, но получил от царя Василия повеление спешить в Москву.

Рязань готова была поднять мятеж против самодержца. Ляпунов помог государю справиться с Болотниковым, за что получил чин думного дворянина. Трезво оценив последствия польского вторжения, Ляпунов пришел к выводу, что страну ждет катастрофа, если Шуйский останется на троне. Чтобы избежать губительных потрясений, Ляпунов предполагал добиться отречения Василия в пользу его племянника Скопина. Передвижка власти должна была пройти внутри династии, в виде законного перехода власти от дяди к племяннику.

Скопин-Шуйский опасался кары царя Василия и велел арестовать посланцев Ляпунова, но затем отпустил их. Боярин под присягой обязался доносить обо всех «лихих» замыслах против государя, о которых узнает. Но он нарушил клятву и ничего не сообщил царю.

Можно указать на многозначительный факт. После занятия Слободы Скопиным царь Василий спешно отправил туда двух своих главных «ушников» (доносчиков) — бояр Ивана Куракина и Бориса Лыкова. Шуйскому недоставало сил для надежной защиты столицы. Тем не менее он отослал из Москвы в Слободу крупный отряд войск. Очевидно, в окружении Скопина нашлись соглядатаи, донесшие государю о грамоте Ляпунова.

Чтобы сохранить власть, Шуйским надо было сберечь единство клана. Донос на Скопина положил начало семейной распре. получившей широкую огласку. В письме Сигизмунду III от 17 февраля 1610 г. гетман Роман Ружинский сообщал: «Василий Шуйский в распре с Михаилом Скопиным и каждый из них промышляет сам о себе… по имеимым мною от лазутчиков уведомлениям, нетрудно было бы его привлечь на сторону В.К.В.». Ружинский считал желательным пригласить Скопина на королевскую службу, а это значит, что речь шла не о мимолетной размолвке, а о глубоком конфликте.

Король последовал совету Ружинского и 3 марта обратился к Скопину с обширным посланием. Он убеждал боярина свергнуть Василия Шуйского и призвать королевича Владислава. Сигизмунд притворно просил у Скопина разрешения на переворот. «Мы не будем противиться избранию нашего сына на Московское государство, — писал монарх, — если, по воле Всемогущего Бога, это состоится с согласия всей земли, и если ты, князь Михаил Васильевич Шуйский, пожелаешь дать на это разрешение вместе со всеми боярами, окольничи ми, думным и дья кам и, дворянами и детьми боярскими»; «мы будем тебя любить и пожалуем тебя нашей королевской милостью, а также одарим всякими наградами, каких только ты сам пожелаешь». По всей вероятности, царю Василию донесли об интригах Сигизмунда III.

Современники отметили, что Скопин не спешил освобождать столицу. Исаак Масса с нескрываемой иронией отзывался о затянувшемся походе: «…против всякого чаяния Москва больше года выдерживала осаду, пока эти освободители подходили к ней и соединялись вместе; неприятель тем временем опустошил всю окрестную страну».

Князь Михаил Скопин медлил с возвращением в столицу не только из-за недостатка сил. При господстве местнических порядков воевода по прибытии в Москву имел мало шансов удержать высшее военное командование в своих руках. В столице ему неизбежно пришлось бы терпеть мелочную опеку со стороны государя, его постоянное вмешательство в военные дела.

Дело не ограничивалось соображениями личной карьеры. У воеводы были все основания бояться, что плоды его побед исчезнут в неловких руках старших Шуйских.

Скопин не простил дяде того, что в дни похода на Незнань тот сместил его и отослал в Новгород перед решающим столкновением.

Царь Василий не лукавил, когда обещал москвичам, что воевода Скопин со дня на день освободит столицу. В критические моменты он не раз посылал боярину настоятельные приказы спешить на выручку «царствующему граду», но добиться послушания от воеводы не мог. Между тем из-за промедления Скопина монарх мог лишиться трона.

Скопин полтора года вел войну по своему плану и разумению, пренебрегая приказами из Москвы. Рознь между царем и его племянником становилась все более заметной. До Александровской слободы было рукой подать. Однако прошло пять долгих месяцев, прежде чем рать Скопина прибыла в столицу.

С наступлением весны князь Михаил Скопин и Яков Делагарди в сопровождении союзной армии торжественно вступили в Москву. 12 марта 1610 г. Скопин ввел к царю шведского полководца, которому в качестве особой милости позволено было явиться в залу с саблей в ножнах.

Столица оказала поистине царский прием герою, что усилило подозрения Шуйского. Оставшись наедине с племянником, царь Василий попытался объясниться с ним начистоту. В пылу семейной ссоры Скопин-Шуйский будто бы посоветовал дяде оставить трон, чтобы земля избрала другого царя, способного объединить страну.

Если все так и было, Скопин сам подписал себе смертный приговор. В роду московских государей мало кто из удельной родни умирал естественной смертью.

В силу своей исключительной знатности Скопин-Шуйский имел право занять трон или по крайней мере получить удельное княжество. Его право было подкреплено выдающимися воинскими заслугами. Но требовал ли Скопин для себя удела, неизвестно.

Авраамий Палицын подчеркивал, что лица из ближайшего окружения государя (в их числе князь Дмитрий Шуйский) всячески интриговали против славного воеводы: «с клятвою подходят в тайных думех самодержца, яко вся земля Росийскаа почитают князя Михаила паче тебя, великий царю, еще же и скипетроносца хотят его видети».

Конфликт между Скопиным и монархом был замечен не только поляками, но и шведами, находившимися в столице. Командующий союзным шведским войском Яков Делагарди настойчиво советовал боярину как можно скорее покинуть Москву, видя кругом «ненависть и злобу».