Читать книгу "Мари. Дитя Бури. Обреченный - Генри Райдер Хаггард"

Вот и все слова Чаки, а может, мне все это только приснилось. В противном случае, то есть если бы они действительно говорили с Зикали, в их словах звучало бы больше смысла, ради чего, собственно, все и собрались, а так получился обычный, бессвязный поток слов, очень похожий на сновидение. К тому же, кроме меня, на него, похоже, никто не обращал особого внимания. Возможно, все из-за того, что много голосов звучало сразу отовсюду. Зикали, как я уже сказал, мастерски подготовился к своему представлению, как любой заправский медиум в лондонском павильоне.

В тот же миг голоса смолкли, словно по сигналу, и началось нечто странное. Сначала я почувствовал слабость, как будто все силы иссякли, и меня вдруг посетило чудное видение. Уж не знаю, в чем тут дело, однако было некое сходство с библейской историей об Адаме, когда он заснул и из него вынули ребро, чтобы сотворить женщину. Должно быть, Адам чувствовал себя так же, как я, когда очнулся после этой необычной процедуры слабым и опустошенным. Подобно ему, я тоже первым делом увидел Еву, вернее, девушку. Невзначай взглянув на огонь, я заметил, как от него поднимается и расходится веером густой дым. Он понемногу рассеивался, и сквозь дымовую завесу проступили женские очертания, похожие на ту, кого я знал однажды. Одежда едва прикрывала ее тело, она перебирала пальцами синие шарики на своих бусах и загадочно улыбалась, устремив взор в пустоту.

О силы небесные, ведь это она! Так мне тогда казалось, теперь-то я почти не сомневаюсь, что ее роль играла переодетая, вернее, раздетая Номбе. Поразмыслив позднее, я все осознал, однако в ту минуту, введенный в заблуждение неверным светом луны, готов был поклясться, что та самая покойная Мамина, пышущая красотой и здоровьем, вдруг появилась в хижине Зикали.

В ущелье поднялся легкий ветерок и взметнул сухие листья алоэ. Казалось, он прошептал: «Здравствуй, Мамина!» Некоторые старцы, видевшие ее гибель, бормотали дрожащими голосами: «Это Мамина!» – и замолкали, поймав на себе суровый взгляд Зикали.

Девушка продолжала стоять, спокойная и равнодушная, и будто никуда не спешила, занятая лишь своими бусами. Шарики позвякивали, стукаясь друг о друга, стало быть, она живой человек, ведь у призрака нет резона поднимать шум. А с другой стороны, рождественские призраки лязгали своими цепями. Ее взгляд лениво скользил по лицам напуганных советников, затем устремился в сторону деревьев, где притаился я, а Гоза замер, припав к земле. Некоторое время, показавшееся мне вечностью, она просто созерцала деревья. Это напомнило мне охоту с легавой, когда та вынюхивает добычу, не видит, но чует ее и полна решимости отыскать. Девушка оставила бусы в покое и простерла ко мне изящную руку.

– О Бодрствующий в ночи, – проговорила она нежно, – так-то ты встречаешь меня, а ведь я черпала в тебе силы, лишь бы еще раз оказаться в подлунном мире. Подойди ко мне, неужели ты не поцелуешь ту, с кем уже однажды целовался на прощание?

Несомненно, голос принадлежал Мамине – вот как мастерски была обучена Номбе! Однако я решил не поддаваться, чтобы не стать всеобщим посмешищем, как вышло в прошлый раз. К тому же, призна юсь честно, эта шутка со смертью казалась мне недостойной, и я ни в коем случае не хотел принимать в ней участие.

Вся компания обернулась и уставилась на меня, даже Гоза с любопытством заглядывал мне в глаза, а я как ни в чем не бывало сидел и любовался красотой ночи.

– Если это дух Мамины, он подойдет к ней, – прошептал Кечвайо Умнямане.

– Верно, – согласился премьер-министр, – любовь потянет его, как на веревке. Однажды он уже поцеловал Мамину и дол жен сделать это снова, раз она сама просит.

Услыхав подобное, я вскипел от возмущения и твердо решил поступить вопреки их словам, но, к своему ужасу, вдруг помимо воли поднялся. Тогда я попытался вцепиться в стул, но при этом поднял его в воздух, и мне пришлось поставить стул на место.

– Держи меня, Гоза, – пробормотал я, и этот славный малый тут же схватил меня за лодыжки, а я пнул его ногой в челюсть – не по своей воле, конечно, – и направился, словно сомнамбула, прямиком к таинственной фигуре, то ли девушке, то ли видению. Она протягивала руки мне навстречу и улыбалась, ну прямо как ангел, хотя я ничуть не сомневался в ее демонической природе.

Мы стояли друг против друга, а дым костра источал аромат розы, раскрывшей свой бутон на рассвете. Девушка подалась вперед, и я, сгорая от стыда, ждал прикосновения. Однако ничего не произошло. Руки пропали из виду в этой благоухающей дымке, и только голос шептал мне на ухо нежные слова, и ей-богу, это была Мамина, ведь она говорила слова, известные лишь нам двоим, а я не поверял их больше ни единой живой душе. Теперь-то я понимаю, что они стали известны третьему лицу.

– Ты все еще сомневаешься во мне? – шептала она. – Номбе я или все-таки Мамина, чей поцелуй заставил трепетать твои губы и душу? Внемли мне, Макумазан, ведь у нас так мало времени. В разгар грядущей великой битвы не уходи к белым людям, а отправляйся в Улунди. Тот, кто некогда был твоим другом, защитит тебя, пусть все умрут, а ты останешься невредим. Огонь моего сердца, который охватил всю землю зулу, тебя не коснется. Послушай же, Ханс, желтый человечек по прозвищу Светоч во мраке, умерший среди людей кенда, шлет тебе привет и свое благословение. Он велел передать тебе, что с радостью приветствует меня, Мамину, как королеву, коей я стала навеки, потому что, хоть мы и далеко друг от друга, нас объединяет любовь, ведь в ней смысл жизни.

Вдруг в лицо пахнуло дымом, и я отпрянул, а Кечвайо ухватил меня за руку.

– Скажи нам, какие губы у мертвой ведьмы, теплые или холодные?

– Откуда мне знать, – простонал я, – я к ней даже не притронулся.

– Каков лжец! Мы же своими глазами все видели, – задумчиво проговорил Кечвайо.

А я, спотыкаясь, вернулся на свое место и плюхнулся на стул почти без чувств. Но вскоре пришел в себя. Видение, называющее себя Маминой, говорило о чем-то с Зикали, очевидно, он задал ей вопрос.

– О повелитель духов, ты призвал меня из обители духов ради того, о чем еще неизвестно на земле. Только на эти вопросы я и отвечу, поскольку сила смертного, которая питает меня, скоро вернется к нему обратно. Во-первых, вам хочется знать, будет ли между черными и белыми война и к чему она приведет? Я вижу долину в обрамлении холмов, а посреди нее скала причудливой формы. Идет великая битва, белые люди падают, как кукурузные початки в бурю, копья зулусских воинов обагрены кровью их врагов, а белые солдаты лежат, словно листья, облетевшие с дерева с приходом заморозков. Они все мертвы, лишь горстка уцелевших спасается бегством. По всей Улунди разносится победная песнь. Вот и все, – завершила она. – Далее, вам интересно, какова судьба короля? – продолжила она вскоре. – Я вижу, как его бросают в Черную воду, вижу его в стране с множеством домов, он говорит с королевой и ее советниками. И там тоже побеждает, ибо они отдают ему дань, щедрые подношения. Он возвращается в землю зулу, народ приветствует своего короля. Наконец, я вижу его смерть, ведь он смертен, как все люди, слышу голос Зикали, скорбный плач жен. Вот и все, прощай, король Кечвайо, я передам твоему отцу, Панде, как ты живешь. Разве я не предрекала при нашей последней встрече, что мы снова увидимся на дне залива? Как думаешь, был ли тут в прежние времена залив? Придет день, и ты обо всем узнаешь. Прощай, всего хорошего – или плохого, уж как получится!