Читать книгу "Муссон - Уилбур Смит"

Мальчик жадно посмотрел на монету и энергично кивнул. Он снял с осла одну из связок и положил ее в стороне. Потом усадил Тахи на осла, хлестнул животное, заставляя пойти рысью, и побежал следом, со смехом крича Тахи:

— Держись, матушка! Рабат быстр, как стрела. Ты моргнуть не успеешь, а мы уже будем в крепости.

* * *

Дориан сидел на террасе рядом с Бен-Абрамом. Они пили густой черный кофе и составляли список медицинских принадлежностей, необходимых для путешествия на материк. Почти с того мгновения, как Дориан ступил на берег Ламу, они радостно возобновили прерванную дружбу. Бен-Абрам каждый день присоединялся к Дориану в утренней молитве, потом они долго сидели и вели приятную беседу, как давние друзья.

— Я слишком стар, чтобы покидать остров, — возражал Бен-Абрам, когда Дориан настаивал, чтобы он участвовал в походе и заботился о здоровье солдат.

— Мы оба знаем, что ты так же силен и проворен, как в день нашей первой встречи, — говорил Дориан. — Неужели ты позволишь мне умереть на материке от какой-нибудь страшной болезни? Ты мне нужен, Бен-Абрам.

Дориан замолчал, услышав шум в конце террасы. Он встал и раздраженно крикнул стражникам:

— Что за шум? Я приказывал не беспокоить!

— Я пыль под твоими ногами, великий шейх. Но тут пришла старуха, которая кусается, царапается и брыкается, как бешеная кошка.

Дориан с досадливым возгласом вознамерился приказать стражнику вышвырнуть старуху пинком под зад, когда та закричала:

— Аль-Амхара! Это я, Тахи! Во имя Аллаха, позволь мне говорить с тобой о той, кого мы оба любим.

Дориан похолодел от ужаса. Тахи никогда не решилась бы на подобную нескромность, если бы с Ясмини не случилось что-то ужасное.

— Пропустите ее, — крикнул он стражникам и сам торопливо пошел навстречу старухе, едва живой от усталости и тревоги.

Она повалилась наземь и обняла его ноги.

— Куш знает о вас с девушкой. Когда Ясмини вернулась в зенан, он поджидал ее и отвел в маленький домик за кладбищем, — выпалила она.

По своей жизни в стенах зенана Дориан хорошо знал, что это за маленький дом. Вопреки строгому запрету мальчики зенана подстрекали друг друга пробраться через колючие кусты и коснуться страшной деревянной рамы. Они пугали друг друга жуткими историями о том, что Куш делает с женщинами, которых забирает сюда. Одним из самых ужасных воспоминаний Дориана о жизни в зенане были крики девушки по имени Салима, которую забрали туда, когда Куш узнал о ее любви к молодому воину из охраны губернатора.

Крики продолжались четыре дня и три ночи, постепенно слабея, а наступившая в конце концов тишина была ужаснее самых пронзительных воплей.

Предупреждение Тахи на долгие мгновения лишило его самообладания. Он чувствовал, что сила покинула его ноги и ими не пошевелить; сознание туманилось, словно пытаясь уйти от этого ужаса. Но он, содрогнувшись, преодолел слабость и повернулся к Бен-Абраму. Старый врач встал. Его лицо было исполнено тревоги и сочувствия.

— Я не должен был этого слышать, сын мой. Ты, должно быть, потерял рассудок. Но мое сердце разрывается от боли за тебя.

— Помоги мне, старый друг, — взмолился Дориан. — Да, я по глупости совершил ужасный грех, но это грех любви. Ты знаешь, что делает с ней Куш.

Бен-Абрам кивнул.

— Я видел плоды его чудовищной жестокости.

— Бен-Абрам, мне нужна твоя помощь.

Силой взгляда Дориан хотел побудить старика к действию.

— Я не могу войти в зенан, — сказал старый врач.

— Если я выведу ее оттуда, ты поможешь?

— Да, сын мой. Если удастся привести ее ко мне, я помогу. Если не будет поздно.

Бен-Абрам повернулся к Тахи.

— Когда он забрал ее в маленькую комнату?

— Не знаю. Часа два назад, — всхлипнула Тахи.

— Тогда у нас очень мало времени, — резко сказал Бен-Абрам. — Необходимые инструменты у меня с собой. Нужно идти немедленно.

— Тебе не поспеть за мной, отец. — Дориан надел перевязь. — Поезжай за мной как можно быстрее. С восточной стороны есть тайный ход под стеной.

Он быстро объяснил, как найти вход в туннель.

— Я проезжал там и помню старые руины, — сказал Бен-Абрам.

— Жди меня там, — сказал Дориан и, перепрыгивая через три ступеньки, бросился на конюшню. Подбегая, он увидел, что один из конюхов выводит во двор вороного жеребца, чтобы почистить. У лошади на изящной голове арабского скакуна была узда. Это был один из самых быстрых жеребцов среди тех, которых подарил Дориану на прощание калиф в Маскате.

Он выхватил повод у удивленного конюха и взлетел на голую спину жеребца. Вонзил пятки в бока, жеребец рванул с места, и, еще не достигнув ворот, они неслись галопом.

Они проносились по узким улицам, распугивая кур, собак и людей. А когда вырвались на открытую местность за городом, Дориан лег на спину жеребца, ухватил его за шею и погнал во весь опор.

— Беги! — шептал он коню, и тот водил ухом, прислушиваясь. — Беги ради моей жизни и любви.

Они промчались через мангровую рощу.

Дориан свернул с главной дороги, и сто ярдов они шли по илу, потом снова ступили на твердую почву и пробрались через пальмовую рощу, срезав почти полмили.

Впереди между стволами виднелись высокие белые стены зенана; выехав из рощи, Дориан повернул к берегу, чтобы его не могли увидеть от ворот.

Прямо впереди показались руины и, держась рукой за холку жеребца, он спрыгнул на землю. Жеребец не остановился, и Дориан использовал инерцию движения, чтобы пролететь через кусты к самому краю углубления.

Он выпростался из цепких ветвей и побежал к темному отверстию. Проход внутри был уже и ниже, чем он помнил, и в нем царила непроглядная тьма. Когда неровная поверхность под ногами начала подниматься, Дориан едва не упал.

Наконец он увидел впереди тусклый свет — выход — и смог прибавить шагу. Подпрыгнув, он ухватился за край отверстия, одним движением подтянулся и оказался на залитой солнцем террасе, где много лет назад Ясмини и ее подруги играли в куклы.

Там было пусто. Широким шагом он пересек террасу и спустился по лестнице — той самой, на которой Заян аль-Дин повредил лодыжку, — в сад.

У начала лестницы он остановился и осмотрелся. Над зенаном и садами навис полог тишины. Рабыни не занимались клумбами и фонтанами, не было никакого движения, даже птицы не пели. Ветерок стих, как будто вся природа затаила дыхание. Пальмовые листья молча повисли, и ни один лист не шевелился на высоких вершинах казуарин.

Дориан вытащил саблю, зная, что без колебаний убьет любого евнуха, какой попытается преградить ему дорогу, и направился к северному концу зенана, к мечети и кладбищу.