Читать книгу "Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс"

Союзники с огромным трудом продвигались к границам Германии, преодолевая метр за метром. Рядовой Роберт Котловиц, попав под убийственный пулеметный огонь немцев во время ноябрьского наступления в Эльзасе, через несколько секунд вдруг осознал, что из всего отделения он один остался жив и невредим:

«С этого момента на меня наваливалась растерянность, дезориентация; я помню запах жидкой грязи в ноздрях… слюна мгновенно пересохла во рту и наступило обезвоживание; неестественно острое ощущение собственного тела, как если бы я держал всю его тяжесть; мой собственный худой иссохший скелет, в ожидании лежащий на земле; тяжеловесное наличие растущих из него конечностей, прикрытый каской череп, вибрирующий торс и беззащитную промежность. Нежные гениталии, подтянувшиеся к тазу, и мочевой пузырь, нестерпимо раздутый… Звуки ружейного и пулеметного огня, человеческих голосов, зовущих на помощь, орущих от боли или ужаса, – голоса наших ребят, вначале неразличимые, непривычные по тембру и тону. И жужжание в моей собственной голове, стремящееся заглушить звуки, обрушившиеся на меня снаружи»20.

Он пролежал без движения до темноты, а потом его вынесли санитары. У него развился военный невроз; на передовую Котловиц больше не вернулся. Британский лейтенант Тони Финукейн описывал, как его батальон «шел на сближение с противником» в Голландии: «Мы растянулись по равнине, и это было похоже на непринужденную прогулку под вечерним солнцем. Когда мы уже приближались к месту и люди уже собирались поскорее окапываться, пока не стемнело, вдруг в нескольких десятках метров от себя мы увидели множество людей в сером, которые шли примерно в таком же построении. Представляете?! Два батальона сошлись на открытом месте! Через считаные секунды две маленькие пехотные армии вступили в настоящее боевое столкновение (а заодно и столпотворение). У нас огневой поддержки не было вообще, а наши враги (мы их обычно именовали “подлыми гуннами”) открыли огонь из чего-то вроде двадцатимиллиметровой зенитной пушки. Но в этой стычке с примерно равными шансами мы оказались лучше. Они отошли где-то на полмили»21.

Но каждая такая стычка, пусть даже победная, для британцев означала потерю времени и безвозвратные утраты. К декабрю, когда взвод Финукейна оказался в Клеве, из 35 человек в нем уцелело лишь 11. Когда их бригадир осматривал передовые позиции, ему доложили об убыли в стрелковых подразделениях, и он сказал со вздохом: «Вот о чем я все время твержу генералу. Пропорционально к общей численности потери выглядят не такими уж страшными, но все они приходятся на боевые части»22. Говорят, что Алан Брук как-то сожалел, что британские войска волею обстоятельств оказались на левом, а не на правом фланге армии Эйзенхауэра23. Начальник британского генштаба полагал, что на юге армия Монтгомери действовала бы более эффективно, чем американцы. В этом вопросе он, несомненно, заблуждался. Его суждения свидетельствуют лишь о недоверии между американцами и англичанами, которое особенно ярко проявлялось в неприязненных генеральских разборах неудач и поражений союзника.

Интересно, что Сталин той зимой высоко оценил действия англо-американцев – лучше, чем когда-либо раньше, несмотря на то что между союзниками возникли трения из-за того, что русские отказались поддержать поляков в их злополучном Варшавском восстании. «Новым моментом за истекший год в войне против гитлеровской Германии, – говорил он на заседании Моссовета 6 ноября 1944 г., – нужно считать тот факт, что Красная армия вела свои операции в этом году против немецких войск не в одиночестве, как это имело место в предыдущие годы, а совместно с войсками наших союзников. Тегеранская конференция не прошла даром. Решение Тегеранской конференции о совместном ударе по Германии с запада, востока и юга стало осуществляться с поразительной точностью… Не может быть сомнения, что без организации второго фронта в Европе, приковавшего к себе до 75 дивизий немцев, наши войска не смогли бы в такой короткий срок сломить сопротивление немецких войск и вышибить их из пределов Советского Союза. Но также несомненно и то, что без мощных наступательных операций Красной армии летом этого года, приковавших к себе до 200 немецких дивизий, войска наших союзников не смогли бы так быстро расправиться с немецкими войсками и вышибить их из пределов средней Италии, Франции, Бельгии. Задача состоит в том, чтобы держать Германию и впредь в тисках между двумя фронтами»24.

В декабре выпал снег, и армиям Эйзенхауэра пришлось привыкать к холоду, а затем, когда позволили погодные условия, продолжать наступление. Человеку невоенному трудно себе представить, каково жить зимой под открытым небом, неделя за неделей, месяц за месяцем. «Наша палатка и одежда промокли и наполовину задубели, – писал американский солдат Джордж Нил. – Я до того закоченел, что мне было уже почти наплевать, что со мной происходит». В его темном окопе «температура упала гораздо ниже нуля. Полужидкая слякоть на дне ячейки превратилась в камень. Мы просто лежали там в позах эмбрионов и проклинали все на свете… Мы с ребятами сходились на том, что невозможно себе представить более отчаявшихся, несчастных и унылых созданий, чем мы тогда»25. Так чувствовали себя миллионы солдат по обе стороны фронта с октября 1944 г. по март 1945 г. На фронте не редкостью была «окопная стопа»[25], особенно в тех частях, где падал боевой дух и люди переставали следить за собой. Дизентерия считалась обычным явлением. Процесс опорожнения желудка и связанные с этим проблемы стали навязчивой мыслью для миллионов фронтовиков. В полевых условиях многие не добегали до отхожего места, а некоторые не успевали даже снять штаны перед дефекацией.

Воевать вообще ужасно, но воевать в обгаженной одежде ужасно вдвойне. У танковых экипажей имелась своя унизительная специфика. Немецкий механик-водитель пишет: «Сквозь смотровую щель мне часто приходилось видеть занятное зрелище, как бравые вояки, со спущенными до лодыжек штанами, цепляясь за башню мчащегося танка, изо всех сил тужатся, отчаянно надеясь совершить почти невозможное»26. Пехотинец Ги Сайер во время отступления с Дона потерял контроль над кишечником и понемногу привык, как и остальные пассажиры их грузовика, трястись сквозь бесконечные снега в грязи собственных фекалий. Рядовой первого класса Дональд Шу страдал от той же напасти во время битвы за Арденны. Когда ему удавалось опорожниться в деревянный ящик из-под боеприпасов, «задница слишком болела, чтоб еще ее и подтирать, так что просто натягивал штаны и возвращался в свой окоп. Никто тебе не скажет, что ты воняешь, потому что все воняют»27.

Роберт Котловиц в Эльзасе сидел, сжавшись в окопе, и вдруг его кишечник взорвался. Роберт отскочил в сторону, содрал с себя штаны и присел на корточки. «Господи Исусе! Убирайся на свое место!» – крикнул его приятель. Котловиц, занятый требованиями своего тела, лишь виновато взглянул на него.

«Тут откуда-то неподалеку долетел звук винтовочного выстрела, и в метре позади меня, расплескав грязь, в землю ударила пуля… Я посмотрел вперед, не вставая с корточек и прикрывая глаза ладонью, и увидел немецкого солдата – от пояса и выше… в паре сотен метров от меня… он смеялся. Я очень ярко себе все это представляю: детали его формы, эти их торчащие погоны на плечах, высокий воротник, непокрытая голова. Мне даже показалось, что я вижу его зубы… Еще один выстрел – и снова промах… Опять всплеск грязи. Но на этот раз я уже был на ногах, подхватил свои штаны и в следующий миг уже был в своем окопе… Я думаю, сукин сын нарочно по мне промахнулся… он просто хотел чем-то развлечься после обеда, чтобы не так скучно было, – тут-то я ему и подвернулся»28.