Читать книгу "Золотая империя - Шеннон Чакраборти"

Он посмотрел на нее удивленными глазами из-под разорванной вуали. Разбитая губа заживала прямо у нее на глазах.

Но Рустам не потребовал ее казни и не обратился к сестре, еще более грозной, чтобы та вскипятила ее кровь. Вместо этого он выслушал, как Дурийя со слезами на глазах объясняла, зачем ей нужен джут, а потом коснулся темной земли и заставил прорасти дюжину новых стеблей.

Она влюбилась. Это было глупо, опасно, и в своей родной деревне Дурийя никогда бы не осмелилась на такое. Но она отчаянно нуждалась в капельке счастья – и как тут было устоять перед падшим принцем с печальными глазами, попавшим в такую же ловушку, как и она. Но потом начал набухать ее живот, и ее собственные порезы стали волшебным образом заживать – внутри нее рос ребенок, богатый магией.

Признаться отцу было тяжело. Признаться Рустаму оказалось еще тяжелее. Дурийя не понимала политики города, в котором была заключена. Все они были для нее джиннами, и она не понимала отчаяния в мольбе Рустама, когда тот привел ее к своей сестре.

–  Помоги мне, Ману, – взмолился он, и Манижа, взглянув на живот Дарии своими непроницаемыми глазами, согласилась. И снова Дурийю увезли тайно, а она не осмелилась предупредить отца, чтобы и он не стал жертвой тех же дворцовых интриг, что и она.

Ее дочь родилась в дороге и хлопала своими черными глазами, взирая на Дурийю. Рустам с выражением робкого восторга на лице держал ее на руках, целовал в макушку, трогал ее мягкие кудряшки. В ней было по чуть-чуть от них обоих: слишком похожа на джинна, чтобы сойти за свою в человеческом мире, и все же, несомненно, шафитка.

–  Я хочу забрать ее домой, – прошептал он, проводя пальцем по крошечному острому ушку. – Назад в Дэвабад.

Дурийя пришла в недоумение.

–  Но ты же сказал, что никто не должен знать.

–  Пусть знают. Мне все равно. – Рустам, всегда такой тихий, вдруг ожесточился. – Я хочу завести семью в городе, который построили мои предки, и обучить свою дочь магии.

Но Манижа считала иначе.

Пылающая равнина, усыпанная изувеченными телами. Рустам, при смерти и в смятении, проиграв сражение с магией, о существовании которой Дурийя даже не подозревала, сажает ее на последнюю уцелевшую лошадь.

–  Возвращайся в человеческий мир, – умолял он, захлебываясь собственной кровью, и бросил прощальный страдальческий взгляд на дочь. – Скачи во весь опор. Но возьми с собой это.

Кольцо с изумрудом, из-за которого поссорились они с Манижей. Оно приросло к его пальцу, и кровь хлынула из его руки, когда Рустам наконец сорвал его, как будто само кольцо высасывало из него жизнь.

–  Избавься от него, – пробормотал он, и на лбу у него выступил пепел.

–  Поедем с нами, – умоляла Дурийя, перекладывая в руках кричащего младенца. – Умоляю!

Рустам покачал головой:

–  Манижа вернется. Я постараюсь задержать ее, как можно дольше. Поезжайте!

Гонка по горящим лугам. Это могло бы убить Дурийю, должно было убить ее, тем более ее тело еще не восстановилось после родов.

Но из темноглазого младенца, прижатого к ее груди, лилась магия, исцеляя мать противоестественно быстро. Когда изумрудное кольцо задрожало, обжигая кожу, Дурийя зашвырнула его далеко в поле, презирая этот мерзкий камень, который забрал у нее Рустама.

Дурийя покончила с магией. Она использовала другие методы, чтобы вернуться домой. Свой ум, свою хитрость и свое тело, когда не оставалось другого выбора. Она воровала, попрошайничала и мошенничала, пока снова не оказалась на египетской земле.

Она не вернулась в свою деревню на юге. Но, вспомнив разговоры о том, что джинны не любят большие города, она нашла небольшой город на окраине великого Каира. Все так же на Ниле. Все так же близко, чтобы встать на колени на отмели реки, порезать руку и смотреть, как кровь и слезы струятся в грязной воде.

–  Старый друг, – всхлипнула она. – Мне нужна твоя помощь.

Годы пролетели, как в тумане, Дурийя работала повитухой и стала своего рода целительницей, собрав воедино все знания, которые почерпнула в лазарете и от Себека. Малышка Гюльбахар – ибо она оставила имя, которым Рустам нарек свою дочь, – росла здоровой, а ее облик джинна прятался за чарами Себека. Дурийя любила ее всей душой и делала все, что было в ее силах, чтобы уберечь Гюль и по возможности скрывать магию своей дочери. По ночам она обнимала дочку, и та прижималась к ее животу своими коленями и мерно сопела во сне, а Дурийя тем временем молилась всем богам, которых знала.

Но этого оказалось недостаточно. Ибо Рустам оказался прав, и Манижа пришла за ними.

У деревни не было ни единого шанса на спасение. Кричали люди, вокруг бушевала огненная буря. Дурийя едва успела подхватить Гюльбахар, броситься к реке и позвать на помощь ее властелина.

Себек не смог ее обнадежить.

–  Они Нахиды, и наш пакт оплачен. Кровь, которая потребуется для выполнения твоей просьбы…

Дурийя не колебалась ни секунды. С того самого дня, как они мчались по пылающим равнинам, она знала: нет ничего, что она бы не сделала для своего ребенка.

–  Будет тебе кровь.

Потом она поцеловала Гюльбахар в макушку, сказала, что любит ее, и сунула дочь в чешуйчатые лапы чудовища.

Когда появилась Манижа, она была в ярости. Она никогда не воспринимала Дурийю как нечто большее, чем заноза и грязнокровка, низшее существо, едва ли заслуживающее ее внимания, если бы не ребенок Нахида, которого она выносила, и кольцо, которое Манижа считала украденным. Было совсем не сложно вывести ее из себя.

Было совсем не сложно обеспечить Себеку его кровь.

Когда Дурийя наконец упала в теплую воду и Нил заключил ее в свои последние объятия, она могла поклясться, что ее гладили по волосам когтистые руки, но, конечно, это было невозможно. Себек никогда не выказывал к ней такой привязанности.

Но, пока она умирала, он шептал ей свое обещание, такое же успокаивающее, как любая молитва.

–  Я буду защищать ее. Я всегда буду защищать ее…

Слезы текли у Нари по лицу еще до того, как потухло прикосновение реки. Ее собственные воспоминания тоже начали возвращаться к ней. Она цепляется за юбки матери, пока та общается с покупателями. Простая пища: бобы и хлеб, и сладкий фытыр, готовить который научил Дурийю отец.

Слова, которые мать твердила ей каждую ночь, – простые слова, но с тех пор никто не говорил их Нари на языке, которым она и по сей день вызывала пламя.

Я люблю тебя, родная. Я тебя очень люблю.

Али потянулся к ней. Не в силах вымолвить и слова из-за сотрясавших ее рыданий, Нари бросилась в его объятия и там, в саду, где встретились ее родители, наконец-то оплакала их.